Моника 2 часть
Шрифт:
– Нет, Колибри, это не плохо.
Мягкая рука, с белизной хрупкого перламутра, опустилась на голову, поглаживая короткие кудряшки, и взяв Колибри за подбородок, заставила посмотреть в лицо, чтобы прочесть ответ в глубине темных глаз, и прошептала:
– С кем ты пришел, Колибри?
– Ни с кем, хозяйка. То есть, Сегундо отвел меня на «Люцифер», но там нет ни вас, ни хозяина. Он не хотел, чтобы я оставался на берегу, но я спустился по якорю, проник в лихтер с грузом, а когда лихтер перевез меня на пристань, то бросился бежать. Когда я бегу, хозяйка, никто
– Нехорошо проникать в монастырь вот так. Это не мой дом, а место строгих правил. Проникать сюда запрещено законом. Хорошо, что тебя не видели.
– А я не могу остаться с вами?
– Нет. Ты должен вернуться к хозяину. Колибри, ты единственное, что осталось от моих счастливых дней жизни, от которой мне нужно отказаться. Для этого я приложу все силы. Я как раз шла в комнату ожиданий, где сидят моя мать и другая женщина, в надежде, что я подпишу документ, чтобы навсегда освободить Хуана.
– Капитана? Тогда вы не вернетесь на корабль? Вы бросаете меня?
– У тебя будут другие хозяйки в каюте «Люцифера», и ладони Хуана лягут на ладони других женщин, когда те возьмутся за штурвал, отправляясь на прекрасные острова, где жизнь словно дремлет, где нет ненависти и слез, на острова, где любовь как сон, где грех не кажется грехом. Иди, Колибри, иди. Возвращайся к хозяину.
Вздрагивая от волнения, сражаясь с волной нараставших чувств в душе, и с такой же силой пытаясь их заглушить, Моника оторвала смуглые ручки Колибри от юбки и подтолкнула обратно к высокой стене. На секунду Колибри задержался, словно повинуясь; затем снова подбежал к ней, жалобно умоляя:
– Нет, нет, моя хозяйка. Я не хочу других на «Люцифере». Хочу только вас и никого больше. Хозяин тоже не хочет.
– Как будто ты знаешь! Ты не можешь знать.
– Хозяин всегда думал о вас. С другой, бывшей хозяйкой, которая пришла ночью в тюрьму, капитан только ссорится.
– Возможно. Но они всегда мирятся. Они рождены друг для друга, и такова их любовь. Они любят, обижая, презирая, ставя ловушки, мстят, причиняют боль друг другу, но охвачены страстью!
Она беспокойно повернула голову, вслушиваясь в мягкий шум шагов в арках галереи, ограждавшей монастырский сад. Вдали, словно белые тени, шли две послушницы. Она вздохнула спокойнее, когда те ушли, но Колибри все еще стоял с ней.
– Они ждут, что вы подпишите бумагу против хозяина?
– Не против, Колибри. Наоборот, в глубине души он поблагодарит меня, что я разорвала соединяющие нас узы, и я заверю его, что моя жизнь в этих стенах.
– Но хозяину не нравится, что вас здесь заперли.
– Он сказал, что ему не нравится? Не лги, Колибри, даже ради жалости. Теперь иди, как вошел. Я хочу удостовериться, что никто не помешает тебе. Уходи, уже идут!
Она подтолкнула негритенка одновременно с голосом Отца Вивье, который сделал знак подойти:
– Вы все еще здесь. Моника, дочка, дамы очень обеспокоены.
– Отец сказал, что ты уже вышла, – проговорила Каталина де Мольнар. – Ты выглядишь
– Возможно, Моника не хотела нас видеть, – вмешалась София Д'Отремон. – Ты избегаешь нас?
– Нет, сеньора, – возразила Моника, пытаясь успокоиться. – Наоборот. Я шла по другой стороне. Я подпишу вашу бумагу. Удовлетворю вас немедленно.
– Хочу отметить, что это против моего совета, – сообщил Отец Вивье. – Мой долг оказывать Монике необходимую поддержку, чтобы она ясно понимала свои поступки.
– Что тут понимать, Отец? Моя бедная дочь рядом с этим негодяем, злодеем.
– Ты ничего не знаешь, мама! – возразила Моника.
– Здесь семья, мы не на суде, дочка. Понимаю, ты защищала свою честь. Здесь можно говорить откровенно, и не настаивать на том, во что нельзя поверить.
– Не будем терять время на ненужные споры, – прервала София. – Простите, Моника, что беру на себя смелость вмешиваться в личные дела. Я лишь поддержала вашу бедную мать, которая много страдала из-за вас обеих, хотя вы с сестрой так этого и не поняли.
– Прошу вас обсуждать мои дела отдельно от сестры, донья София! – гневно взвилась Моника. – Если бы Ренато не лез в мои дела…
– Ренато тут не при чем. Об этом мы и хотим поговорить наедине, поэтому ждем.
– Можете остаться наедине, – указал священник. – Я немедленно вас покину.
– Нет, Отец, подождите! – взмолилась Моника. – Вы знаете мое сердце. В вашем присутствии я могу все обсуждать.
– Тогда, послушай сеньору Д'Отремон, дочь моя.
– Хочу сказать, что в этом не участвует Ренато, – объясняла София. – Более того, мы подозреваем, что ему это не понравится. Но не важно. Мы с Каталиной постараемся уладить все без него, предотвратить сплетни, учитывая, как он вмешивается в дела его не касающиеся.
– Хотите, чтобы я подписала для вас доверенность, составленную Ренато?
– Не совсем. Лишь прошение для Его Святейшества. Прошение аннулирования брака по причинам, которые не оскорбляют никого, ни Хуана Дьявола. Слабость здоровья, несовместимость характеров, религиозное призвание, которое мы связываем с главной причиной этого прошения. И вправду, в этом есть смысл. Вы ведь девочкой осознали религиозное призвание? И обстоятельства, подтолкнувшие к этому, вероятно, не изменились.
София Д'Отремон пронзила Монику выразительным властным взглядом. Она словно хотела опорожнить одним выплеском душу, и одновременно проникнуть до самой потаенной мысли Моники. Но та опустила глаза и увела взгляд от свирепых и бестактных глаз.
– Для людей нашего круга, – заявила София. – Самое оскорбительное – попасть на язык всем. В дверях монастыря заканчиваются сплетни, гаснут скандалы.
– А это для вас самое главное? – насмешливо заметила Моника.
– Я лишь хочу лишить этого человека прав на тебя, – вмешалась Каталина де Мольнар. – Меня пугает мысль, что он снова заберет и утащит тебя, подвергая всяким опасностям и болезням. Мне больно видеть тебя в монастыре, но я предпочитаю… По крайней мере, здесь ты будешь спокойно жить.