Моника
Шрифт:
– Правда? Ты счастливая, если рассудком можешь вычеркнуть чувство! – Преодолевая ее сопротивление, Ренато взял руки Моники и заставил посмотреть в лицо, напрасно разыскивая следы любви в ясных глазах. – Знаю, ты никогда не проявляла истинных чувств, знаю, что никогда не позволяла говорить своему сердцу.
– Я всегда разговаривала с тобой сердечно!
– Больше не борись с чувством, не старайся… Говори, что хочешь, ты не убедишь меня. Я был невежей, а ты молчала десять лет. И продолжаешь молчать, – с побежденным выражением Ренато подошел к окну, посмотрел сквозь стекло, снова взглянул на Монику,
– Был циклон? Несомненно, циклон обрушился на береговую охрану!
– Надеюсь, Хуан избежал его. Я пошлю телеграмму на Мартинику и спрошу. Если погода улучшится, то мы выйдем этим вечером или завтра, тебе будет достаточно поводов, чтобы показать Хуану, какая ты преданная и примерная жена.
– Это меньшее, что я могу сделать, после того, как поклялась у алтаря! – гордо высказалась Моника. Затем, сменив тон, умоляюще прошептала: – Ренато, если бы я умоляла тебя на коленях, ты бы мог отозвать обвинение?
– Это уже не в моих силах, Моника, – грустно объяснил Ренато. – Я просил строгой справедливости, закрутил как гайки рычаги закона, и закон будет действовать. Но не переживай, потому что Хуан, как ты говоришь, выйдет на свободу. К счастью, не я должен судить его, и можешь быть уверена, мы будем жить в мире. Все будет по справедливости! Доставлю тебе удовольствие, Моника, постараюсь завершить наше путешествие.
12.
Галион рискованно шел через мрачные морские волны, отклонившись на десять километров от курса на Сен-Пьер, все еще сотрясаемый сильными шквалами повторного циклона, который длился уже несколько часов. Разбитый, без мачты, с трюмом, наполовину залитым водой, с заглохшими двигателями, он все-таки плыл со странной точностью, подгоняемый единственным парусом у носа корабля, ведомый крепкими и умелыми руками того, кто в двадцать шесть лет был самым отважным мореходом на Карибах. Внимательный к шуму, суровый и осторожный, Хуан Дьявол время от времени поднимал голову, чтобы посмотреть в мореходную книгу, которая покачивалась над колесом штурвала. За все часы жестокой битвы он словно превратился в камень, и казалось, следил только за ходом корабля. На омытой волнами палубе, цепляясь за стенки, к нему приблизился человек, и Хуан спросил:
– Что случилось, Сегундо, почему ты не на парусе?
– Он в хороших руках, капитан. Угорь и Мартин там, я подумал, раз буря стихла, то мне нужно вас заменить. Вы знаете, что капитан сильно ранен? Что рулевой и первый лоцман остались в воде? Что на борту командует только офицеришка, который задержал нас, а моряков больше нет?
– Да, Сегундо, я прекрасно все это знаю.
– Корабль, как говорится, в наших руках, капитан. И если бы не мы, то вчера ночью мы потерпели бы крушение и ударились о камни Гренадин, сели на мель, или погибли бы в самый разгар урагана.
– Да, Сегундо, знаю. Выполняй работу.
Сегундо колебался. Над горами острова Гренада ветер сметал тучи, а в розовом свете показался первый луч зари. Хуан снова сверил компас, затем приказал:
– Через полчаса ветер сменится. Проверь, сможем ли мы поднять другой парус на неповрежденной мачте, чтобы сменить курс, когда увидим, что погода меняется.
–
– Нет, Сегундо, мы не будем никого убивать.
– Капитан, это единственная возможность, которая есть у вас и у нас. Возьмем курс на континент, высадимся в Гвиане, а там пусть нас ищут!
– Нет, Сегундо, мы не будем сбегать, – и властно приказал: – Поднимай другой парус. Сегундо, делай то, что я приказываю!
– Хорошо, капитан. Я ведь ради вас, не из-за себя. Надо мной не висит судебный процесс, обвинение, мне ничего не смогут сделать, но вы так глупо суетесь в пасть волку.
– Делай, что я приказал, Сегундо. Сменим курс. В Сен-Пьере осталась дама, с которой я хочу повидаться, я бы заплатил за это любую цену!
Бунтующий Сегундо с большим трудом покорился Хуану. Его фигура исчезала, удаляясь прочь по мокрой узкой палубе. В это время с другой стороны рулевой рубки появился испуганный человек, с бледным и искаженным лицом. Взгляд измерил с ног до головы крепкую мужскую фигуру, которая внимательно вела корабль. На полу, рядом с ним, завернутый в мореходную куртку, спал негритенок, как ангел. Лицо молодого офицера передернулось от удивления, когда он посмотрел на него, затем со страхом и любопытством он посмотрел на того, кого взяли на Галион арестованным и связанным. Долго он не решался заговорить, словно боролся с двумя опасностями, с трудом сдерживая страх, пока наконец не произнес с дипломатичной улыбкой:
– Мы выбрались из этой передряги, не так ли? Буря стихла, и насколько я вижу, перед нами горы.
– Горы Сент-Катерин, Монтейн и Майклан. Вам знаком остров Гренада?
– В этом случае, самое важное, что вы знаете. Столица называется Сент-Джорджес. Я так понимаю, что это важный порт. Вы знаете, как нам подойти. – Вскоре, офицер сменил угоднический тон и беспокойно спросил: – Послушайте, почему вы сменили курс? Зачем повернули корабль? Чего добиваетесь? Если вы думаете посмеяться надо мной…!
– Успокойтесь, офицер, уберите револьвер. Уберите, или я выпущу из рук штурвал, и мы все пойдем в ад.
– Убираю. Вы злоупотребляете ситуацией. Вы не поведете корабль в Сент-Джорджес?
– Я знаю, что нам нечего там делать.
– Послушайте, – решился офицер. – Не знаю, в чем вас обвиняют и какие есть доказательства. Я лишь выполняю приказы вышестоящих забрать заключенного, следить за охраной на корабле и передать его властям Мартиники. Я знаю, что все изменилось, и мы в большом долгу перед вами.
– Но ведь это ерунда, не так ли? – заметил Хуан с тонкой иронией. – Буря уже прошла и бояться нечего. Вы увидели британские острова. Как удобно выполнить миссию, учитывая, что произошло, отправив нас в тюрьму Сент-Джорджес! Думаете, я такой дурак, чтобы сдаваться новым ищейкам, страдать от издевок и грубостей?
– Мы взяли вас как положено. О вас говорили, как об опасном человеке, – торопливо извинялся офицер. – Мне действительно жаль, что с вами так случилось. Я не собирался вести себя со всеми вами слишком сурово.