Моногамия часть 1
Шрифт:
– Ааааалекс!
Я приходила иногда в ту квартиру, лежала на кровати с закрытыми глазами, отдыхала в тишине от дома, от семьи, от шума, от повседневных забот. Мне было здесь невероятно спокойно, тихо, я набиралась сил, я залечивала тут свои раны. И именно здесь часами размышляла, задавая себе по кругу два вопроса: «Правильно ли я поступила, не предав свою семью?», «Был ли у меня шанс на нечто большее с Алексом, задержаться в этом большем до самого конца?».
Часть 2
Глава 13
Passenger | Let Her Go
Потом мой муж вдруг повзрослел. Наша жизнь наладилась, я начала чувствовать, что всё вокруг меня упорядочивается, приходит в норму. Появилась уверенность, я стала доверять и любить, мы с Артёмом почти перестали ссориться и решили родить ещё ребёнка. Я забеременела почти сразу и эти 9 месяцев, не считая тошноты, были самыми беззаботными в моей жизни. Я не работала, я не нервничала, я спокойно вынашивала, а муж носился со мной, как с хрустальной вазой. На этот раз мы рожали вместе, он помогал мне во всём, и я прониклась к нему большим и светлым чувством, мне казалось, что всё вернулось, что мы снова так же близки, как тогда, когда нам было по 18 лет. С рождением дочери мы стали настоящей семьей. Ребёнок родился настолько спокойным, а, как выяснилось позже, ещё и умным и красивым, что приносил нам только радость, лишь укрепляя наш и без того уже достаточно уверенный корабль семейного счастья.
О реальности мечты по имени Алекс мне напоминал лишь большой букет белых роз, ежегодно доставляемый курьерской службой в День моего Рождения. Образ пылкого темноволосого любовника по-настоящему божественной красоты тревожил меня всё реже и реже. Несмотря на наше скомкано-болезненное расставание в памяти у меня остались лишь светлые воспоминания. Я, как и прежде, была искренне благодарна ему за то счастье, которое он мне подарил, но теперь у меня было другоесчастье …
Tom Odell – Heal
Мне 30 лет, мы только переехали в наш совершенно новый большой дом и праздновали второй дочкин День Рождения, позвали друзей и родителей, в доме было шумно, весело и по-настоящему тепло и счастливо.
Телефонный звонок застал меня на пути из кухни в гостиную с горящим тортом, гости пели на разные лады «С Днём Рождения тебя», поэтому я никак не могла понять, чего хочет от меня упрямый и высокомерный женский голос. На самом деле, проблема была не только в этом. Я спряталась в спальне, чтобы расслышать, наконец, что же ей нужно, и поняла, что дама говорит по-русски правильно, но с нешуточным акцентом, разобрать было очень тяжело.
– Вы Валерия?
– Да, говорите.
– Меня зовут Мария, я сестра Александра Соболева, мне нужно поговорить с вами об одном очень важном деле.
– Вы, наверное, ошиблись номером, я не знаю Александра Соболева с сестрой Марией.
– Не спешите класть трубку, сначала выслушайте меня, ваши дела подождут.
Я оторопела от такой наглости и приготовилась хамить в ответ, что умею, к сожалению, очень хорошо.
– В юности мы с Алексом были очень близки, и я знаю точно, что вы имели большое влияние на него, сейчас это очень важно.
При имени «Алекс» моя концентрация достигла максимально возможной, шум из гостиной и открывающаяся без конца дверь с шипящим мужем «сколько можно ждать???!!!», перестали для меня существовать, мой слух обострился, как у голодной собаки.
– Да, я слушаю Вас очень внимательно. Пожалуйста, говорите, – произнесла я спокойным голосом.
– Дело в том, что Алекс болен. Ему необходима операция, но он категорически отказывается лечиться. И мы не можем повлиять на него. Время уходит, и я не могу смотреть, как он убивает себя. Необходимо убедить его сделать операцию как можно скорее. Буду откровенна, вы – моя последняя надежда…
– Я поняла вас… Чем он болен?
– У него острый лейкоз, это рак крови.
Это … я знаю прекрасно, что это, чёрт возьми! Поднос с тортом упал из моих рук на пол, я не смогла удержать его, мои руки ослабли, меня потрясывало от ужаса и шока. Муж начал бранить меня и скакать вокруг с причитаниями, но я не слышала ни одного звука, мой мозг будто сжали тиски, я онемела, не в силах говорить и двигаться.
– Но, у него не самый запущенный и, как я поняла, не самый злокачественный случай, и есть возможность, что пересадка костного мозга поможет. Поэтому я, не зная Вас, прошу Вас помочь.
– Что я могу сделать?
– Приехать сюда, поговорить с ним, попытаться переубедить. Он никого не слушает, но может быть Вы сможете повлиять на него? Я забронировала билет на ваше имя, вам необходимо срочно открыть американскую визу, чтобы вы могли вылететь 4 сентября.
– Да, я понимаю, я попробую.
Я отключила телефон и сползла по стене на пол. У меня было чувство, будто я – бывший в прошлом апельсин, разрезанный на две половинки и беспощадно выжатый. Не осталось ни капли сока, ни капли того, что называют счастьем.
Получить американскую визу не так и просто для тех, кто живёт в таких бедных странах, как я. Но, если бы офицер посольства не дал мне её, я бы выцарапала ему глаза, я бы взяла его в заложники, я бы разнесла ко всем чертям их суперохраняемое посольство, но визу бы получила… Любыми путями… Ничего из этого делать мне не пришлось – очевидно, я была более чем убедительна в своих объяснениях куда еду и зачем, потому что исход очень короткой беседы с офицером оказался сразу положительным. Из тех, кто был в тот день вместе со мной на собеседовании, визу больше не получил никто…
Kodaline – High Hopes
Неприятный разговор с мужем разумно состоялся только тогда, когда виза уже была вклеена в мой паспорт. И это не было «Милый, можно я поеду, моему другу плохо?», это было «Моему другу плохо, я еду». По правде говоря, я ожидала от своего наивно-беспечного мужа реакции вроде «Да, да, конечно, поезжай, помоги, ну и осмотрись там, на месте, может, найдёшь способ, как остаться и мне вызов прислать». Мой муж Артём с ковбойского детства одержим Америкой, прямо спит и видит себя живущим в ней. Это, пожалуй, была одна из главных причин, почему он так «проспал» мою дружбу с Алексом, на самом деле он до последнего надеялся, что эта самая дружба перерастёт в наше переселение в США. Если б он только знал, чем на самом деле она являлась ….