Монсегюр. В огне инквизиции

Семенова Татьяна П.

Голоса постепенно стихли. Пьер выждал немного и двинулся дальше. Ему хотелось быстрее бежать отсюда. До городских ворот оставалось уже недалеко. Самый короткий путь — по главной улице. Какой смысл плутать по переулкам? Ведь оказалось, что и здесь не безопасно.

Уже почти стемнело. Немногочисленные прохожие спешили по домам. Никто не обращал внимания на юношу, идущего к городским воротам. Пьера теперь беспокоили только стражники, охранявшие вход в город. Выполняя приказ инквизиторов, они допрашивали всех выезжающих из Тулузы и подозрительных сопровождали прямо к святому следствию. Инквизиторы не сомневались, что многие еретики и просто неблагонадёжные попытаются исчезнуть из города, чтобы не быть привлечёнными

к суду. Поэтому в первый же день для стражи был составлен список подозрительных, каждый день пополнявшийся новыми людьми. Отец Пьера наверняка был в этом списке.

Подходя к воротам, Пьер нащупал в кармане письмо, составленное его матерью своему кузену. Это был прекрасный повод выехать из Тулузы без подозрения. В письме говорилось, что она отправляет Пьера к своему родственнику для получения денег от продажи небольшого дома, доставшегося ей в наследство. И это частично было правдой. Кузен матери жил в городе Фуа и действительно занимался продажей дома. Но сделка не так давно была завершена, и деньги семья де Брюи уже получила. Пьер, разумеется, не собирался заезжать в Фуа, хотя город и был по дороге. Ему нужно было спешить в замок Монсегюр.

Чем ближе приближался момент встречи со стражей, тем сильнее билось у Пьера сердце. Однако всё обошлось. Стражники только бросили на юношу мимолётный взгляд и даже не спросили, кто он и куда держит путь. Всё их внимание было обращено за пределы городских стен.

Выехав за ворота, Пьер понял, что так заинтересовало воинов. В направлении старого католического кладбища тянулась длинная вереница людей. Впереди ехали крестоносцы с зажженными факелами, за ними маячили фигуры местного епископа, инквизитора Арнальди и нескольких капелланов. Дальше шёл один из членов городского совета. Пьер узнал его по богатой одежде. Затем следовала епископская стража, неся на плечах заступы. И замыкали процессию простые горожане, человек пятьдесят. Зачем все эти люди шли на кладбище, догадаться было нетрудно — разрывать могилы и извлекать из них трупы еретиков. Зрелище неприятное, более того — омерзительное. Но инквизиция не брезговала даже этим неблаговидным занятием. [3]

3

В 1207 году Римский папа Иннокентий III специальной буллой предписал удалять с христианских кладбищ трупы еретиков. На более поздних Соборах было решено сжигать эти трупы на глазах у горожан, дабы каждый знал, что даже смерть не избавит еретика от наказания.

Пьер, оглянувшись на городскую стражу, следившую за всем этим действом, прибавил шагу и пристроился в конец процессии, чтобы не вызывать подозрений.

Подойдя к одной из могил, шествие остановилось. Вперёд вышел инквизитор Вильгельм Арнальди. Этот худой, небольшого роста человек лет тридцати пяти, выглядевший немного нелепо в широкой коричневой сутане, стянутой простой верёвкой, и с маленькой шапочкой на голове, на первый взгляд мог показаться безобидным монахом, однако знавшие, кто он такой, испытывали при виде его неподдельный страх. Когда со всей фанатичностью он обличал неверных, взгляд его становился пугающим, а голос казался громоподобным.

Вот и сейчас, глядя на Арнальди, все замерли в трепетном волнении. Он объявил:

— Еретик должен знать, что даже смерть не избавит его от возмездия за грехи! И впредь будет так! Кто посмеет похоронить еретика или заподозренного на католическом кладбище, тот выроет его кости собственными руками. И, сверх того, будет отлучён от Церкви. Запомните все: дети и внуки отступника, независимо от того, умер он или жив, будут лишены всех гражданских прав! Даже если они являются католиками,

над ними будет тяготеть проклятие отцов!

Арнальди взял лопату у сопровождавшего его воина.

«Неужели сам будет копать?» — пронеслось в голове у Пьера. Он вспомнил, как шесть лет назад тогда ещё только назначенный папским легатом в качестве инквизитора Вильгельм Арнальди прибыл в Тулузу, чтобы вершить праведный суд. Потрясая папской буллой, дававшей ему почти неограниченные полномочия, он сразу принялся за дело. В первые же дни были осуждены двадцать еретиков: кого сожгли на костре, кому предписали пожизненное покаяние. Многих знатных горожан, даже членов капитула, инквизитор вызвал в трибунал, обвинив их в соумышлении с еретиками. Волнение в городе нарастало и достигло предела, когда Арнальди приказал выкопать трупы еретиков и подозреваемых в ереси с католического кладбища и сжечь их на глазах у жителей Тулузы.

Горожане, прежде не знавшие подобного произвола, пришли в неописуемую ярость. Ещё немного — и в городе поднялся бы мятеж. Консулы, вспомнив былые времена, когда судьбы подданных решали только они, с позором изгнали службу святого следствия из города. Такая же участь ждала и доминиканцев, обосновавшихся в тулузском монастыре и оказывавших всяческое содействие трибуналу. Именно из ордена монахов-доминиканцев выходили непримиримые борцы за веру — инквизиторы.

Арнальди выдворили из Тулузы. В ответ он разразился проклятиями и отлучил всех членов капитула от Церкви. Злой и оскорблённый, он послал донесение папскому легату, а сам под охраной доминиканцев отправился в Каркассон, чтобы там продолжить своё «святое» дело. Но тогда, шесть лет назад, служба святого следствия только ещё пробовала свои силы. Теперь же, упрочив своё положение папскими буллами, являла собой безжалостную машину по искоренению любого сопротивления. Выдворить инквизитора из города теперь не осмелился бы ни один капитул. Неповиновение святому следствию влекло за собой смертную казнь. Инквизитор был неприкосновенен и подчинялся только представителю папы — легату — или самому папе.

Арнальди оглядел присутствующих надменным взглядом и остановил свой взор на молодом человеке. Тот был бледнее полотна. Жестом инквизитор приказал вывести его из толпы.

— Мы проклинаем всякую ересь! — выкрикнул он. — И не позволим, чтобы на христианском кладбище покоились отступники и даже заподозренные. Церковь возложила на меня долг исторгнуть плевелы, павшие на ниву Господню! Твой отец подозревался в ереси. Он пускал себе в дом недостойных, катаров и вальденсов, вёл с ними беседы. Его видели вместе с Бертраном Мартеном, этим исчадием ада, которому после смерти гореть в дьявольском огне!

Голос Арнальди зловеще разносился по всему кладбищу.

— Это клевета, — срывающимся голосом попытался возразить обвиняемый. — Мой отец был истинным католиком.

— Наглая ложь! — жёстко оборвал его Арнальди. — Я сам свидетельствую против него. Шесть лет назад твой отец избежал наказания праведного суда. Теперь же настали другие времена. Никто не уйдёт от возмездия. Ты похоронил отступника, и теперь собственными руками должен вырыть его труп из могилы. Сверх того, именем Бога Всемогущего, Отца и Сына и Святого духа, властью апостольской и нашей, мы, посланные сюда вершить суд, отлучаем тебя от Церкви!

Арнальди передал стражникам лопату, и те сунули её в руки несчастного.

— Копай! — Лицо инквизитора было непроницаемо. — И пусть все видят твоё унижение.

В толпе раздался слабый ропот. Арнальди суровым взглядом обвёл присутствующих.

— Кто хочет вступиться за еретика?

Сразу наступила гнетущая тишина. Только всхлипывания какой-то женщины нарушали её.

— Копай! Чего медлишь? — повторил инквизитор. — А завтра утром мы прилюдно на площади сожжём останки твоего отца.