Монстр с нежным сердцем
Шрифт:
Подошел Зейн, спросил о чем-то, Гарри не среагировал. Зейн повторил вопрос и опять не дождался от Гарри ответа и реакции. Забеспокоившись, Зейн отошел и позвал дедушку. На Соломона Гарри тоже не отреагировал — продолжал сидеть в прострации. Но у друида имелся свой подход привлечь внимание: наклонился к сыну и легонечко подул в ухо, способ безотказный и действенный, им Соломон будил Гарри по утрам. Вот и сейчас он подействовал безотказно — Гарри очнулся, сфокусировал взгляд на родном лице и жалобно сказал:
— Борода не растет. Последний раз я брился три дня назад перед отъездом… За эти три дня у меня обычно нарастает
— Д-да, сынок, это такое горе… — сочувственно поднял брови Соломон. И напомнил: — Ты зачем к Мерлину ходил?
— За долголетием, — протестующе простонал Гарри, моментально всё поняв.
— Ну и вот, — Соломон выпрямился и поправил полотенце на шее. — Дар Мерлина тебя догнал — настало долголетие, из-за чего и прекратился рост волос. Между прочим, у Зейна волосы тоже не растут, он ни разу не стригся за двадцать лет, а локоны всё той же длины. Тебе тоже надо перестать стричься — волосы больше не отрастут.
— А в остальном мой организм… — Гарри суеверно не договорил, опасливо прикусив губу.
— Функционирует, — успокоил Соломон, договорив за него. Взъерошил кудри и повторил: — Всё остальное у тебя функционирует по-прежнему, не бойся.
— О боже, — пробормотал Гарри. — Двадцать лет уже прошло? Как же я не заметил…
— Счастливые годы пролетают быстро, — тепло улыбнулся Соломон. — Мышка-то твой как, сдюжил?
— Сдюжил. Я его уже почистил и в конюшню поставил, — ответил Гарри. — А что? — насторожился он.
— Морда у него худеет. Стареет твой конь, на пенсию ему пора, — мудро подсказал Соломон.
— Но он… ему всего двадцать… — запротестовал Гарри.
— Сынок… — друид вздохнул и покачал головой. — Мышка тебе четырехлетним достался, так что прибавь к его двадцати ещё четыре года и получишь коня пенсионного возраста. Пощади старика — отправь его на луг к жеребятам. Пусть он в покое хоть поживет, глядишь, и до сорока дотянет, если любишь его и намерен продлить ему жизнь.
— Ух ты! — подскочил Гарри. — Правда? Он сможет и до сорока дожить?!
— Сможет, — улыбнулся Соломон. — Но только в покое, — добавил он наставительно.
Кивнув, Гарри вскочил с кровати и бросился вон из комнаты. Прибежав на конюшню, он открыл дверь денника и подозвал Мышку. Не видя в руках Гарри никаких уздечек, конь заинтересованно навострил ушки — не на работу?
— Нет, Мышонок, — улыбнулся Гарри. — Кое-что получше работы. Пойдем…
Приведя друга на луг, Гарри снял с него недоуздок и выпустил на волю. Невольно сжалось сердце, едва Гарри увидел коня на просторе и его всего осветило солнце. Морда действительно похудела, поседела и стала серой грива, вся остальная масть утратила мышиную серость и приобрела пепельную белизну, лишь ноги и голова оставались пока черными. И как он не обращал внимания на то, что конь седеет? Неужели настолько привык к Мышке и думал, что он будет вечным?..
Задиристо гогокая и мотая головой, к Гарри подошел сын Мышки, молодой трехлетка странной серебристо-вороной масти. Его атласная шкура блестела на солнце, как кротовая шуба Хагрида. Гарри задумчиво наклонил голову набок, окидывая задиру оценивающим взглядом. Вороной красавец, видя внимание человека к себе, воинственно отвел уши назад, грозно набычился и загарцевал, вызывая на бой.
— Ты уверен? — вкрадчиво спросил Гарри, пряча за спиной недоуздок.
И скакун прянул в бешеный пляс. И свечил, и бочил, и горбил спину по-козлиному, и оленьи пируэты выделывал, те, которые в выездке «баллотады» зовутся. Это был честный бой, один на один, без насилия со стороны человека, без узды и шпор, конь был полностью свободен, и потому он выложился без остатка, до последнего сражаясь за свободу. У Гарри были лишь терпение и хватка, с которыми он стойко держался на спине беснующегося коня.
Им обоим нужна была победа, но каждый видел её по-своему: человек нуждался в новом друге и верном помощнике, а юный, неопытный ещё конь кипел и выплескивался в избытке сил и молодости. Не знал, дурашка, что служение человеку подарит ему полноценную жизнь, полную всяческих событий и интересных приключений. Гарри знал это и приложил все усилия для того, чтобы победа досталась ему. Конь выдохся, взмокший и дрожащий, он обиженно захныкал, не понимая, почему человек не сбрасывается со спины? Он же так старался…
— Ну вот и хорошо, — Гарри соскользнул со спины и погладил потемневшую от пота шею. — Хорош, красавец. А кличка тебе будет… Крот. Извини, у тебя шкура такая, как шуба у Хагрида. Поэтому — Крот, и это не обсуждается. К тому же папа у тебя — Мышка, и вообще…
Вскоре на тот же луг был отправлен и конь Зейна, Маффин, могучий брабансон. Нового коня Зейн пока не стал приобретать, решив подождать того момента, когда ему понадобится скакун. Ведь просто так-то он зачем? Маффин пока есть, и ладно. Это Гарри часто по делам разъезжает, поручения всякие выполняет.
А пока что текли к устью сороковые годы, приближаясь к точной середине века. Глядя на полнеющие талии молодых жен Дамблдора и Мракса, Гарри заранее покрывался потом, собираясь стать свидетелем рождения двух и более детей, ведь беременной была и Элла Блэк, обещающая обрадовать Найджела четвертым племянником.
Глава 18. Место для чудес
Персиваль Дамблдор родился в самый веселый день года — первого апреля тысяча восемьсот пятидесятого. Учитывая день смеха, в который младенец запросился на свет, мать развеселилась и рожала его с шутками и прибаутками, перемежая их смачными ругательствами.
— Ой, ну давай же… да чтоб я ещё раз… Убью Брайана!
— Ты куда?! Роди сначала! — перехватывает роженицу акушер, давясь хохотом.
— Хорошо, я сначала рожу, но потом — отпусти! Я ему покажу… наследничка…
Родился Перси с фигушками, нет, я не опечаталась, пухлые его кулачки были сжаты именно в два весьма очевидных кукиша, словно младенец с самого рождения заявлял всему миру: «А вот фигу вам!», что он и подтвердил, оглушительно заорав, как только воздух хлынул в легкие. Счастливая мама, разумеется, забыла о мести и передумала убивать мужа, отвлекшись на чудесного сына.