Монтенегро
Шрифт:
— Расспрашивая.
— Но кого? — спросил Луис де Торрес. — Невозможно бродить по неизвестным землям, кишащим дикарями, с расспросами, не видели ли они случаем рыжего гиганта.
— А почему бы и нет? — улыбнулась донья Мариана. — Вопросы имеют свою цену, а в наших трюмах полно тканей, бус, колокольчиков, зеркал, кастрюль и ножей. В конце концов всё это приведет нас к Сьенфуэгосу, где бы он ни был.
— Вы так верите, что однажды найдете Сьенфуэгоса, как будто готовы на это положить всю жизнь.
— Хотите сказать, что Сьенфуэгос стал для меня чем-то
Бывший королевский толмач до сих пор не забыл, как любовался сильным, ловким и веселым парнишкой, когда тот с легкостью взлетал по вантам «Санта-Марии», яростно драил палубу или голышом прыгал с палубы в воду. Он и сам считал его самым неотразимым мужчиной, какого только встречал, и поневоле вынужден был признать — нет ничего удивительного в том, что женщина, любая женщина, готова отдать все свое состояние и даже рисковать собственной жизнью, лишь бы он вернулся в ее объятия.
— Не знаете, у него случайно нет сестер?
Серебристый смех доньи Марианы разнесся по кораблю, подобно звону колокола, созывающего команду к обеду, и вновь наполнил радостью сердца моряков, поскольку их хозяйка, которая так щедро им платит и так о них заботится, наконец-то почувствовала себя счастливой.
К тому же ее «Чудо» нисколько не походило на грязные и мрачные каравеллы или ползущие, словно черепахи, каракки, за многие мили оповещающие о себе невыносимой вонью, не говоря уже о еде, которую давали на борту, эту пищу невозможно было даже сравнить с той бурдой, какой кормили на королевском флоте, и уважительном отношении к команде молчаливого капитана, совсем не похожего на тех изуверов, с кем им доводилось иметь дело прежде, не знающих иного способа поддерживать порядок, кроме кнута и виселицы.
— Нет, — в конце концов с улыбкой ответила она. — К несчастью для вас, сестер у него не было.
Некоторое время они смотрели на море и далекое побережье островка Мона, одиноко поднимающегося с наветренной стороны, и тон немки изменился, когда она совершенно серьезно спросила:
— Скажите, дон Луис... Что будет, если я случайно его найду?
— О чем это вы?
— Как мне себя вести? Я знала его на Гомере, а с тех пор прошло много времени, — горько улыбнулась она. — Я постарела. Может быть, он вообще меня не узнает.
— Глупости! Я знаком с вами семь лет, и если вы и изменились, то только к лучшему. Вы по-прежнему самая прекрасная женщина в Новом Свете.
— В те времена я была блондинкой...
— Так перестаньте красить волосы. Теперь уже нет никаких причин скрывать вашу личность.
— Иногда мне так страшно! — посетовала Ингрид, положив ладонь на руку друга. — А что если в его взгляде я прочту разочарование? Я столько времени лелеяла эту сладкую мечту, что боюсь однажды утром с ужасом проснуться в совершенно иной реальности.
— Да пусть бы и так! — честно ответил Луис. — Потому что я по-прежнему вас жду.
— Меня?
— А кого ж еще?
— Вы никогда не сдаетесь, да?
— Никогда, — признался Луис. — И будьте уверены, больше всего на свете я хочу, чтобы вы нашли Сьенфуэгоса, поскольку убежден — если вы с ним не встретитесь, то его призрак будет преследовать вас до конца дней.
— И это вас удивляет? — спросила донья Мариана. — Мужчины никогда не поймут, что женщина отдает и тело, и душу, но это так. Когда мы встречаемся с тем, кто нам предназначен, то всё остальное в мире перестает существовать. — Она глубоко вздохнула. — Дело в том, что настоящая любовь — удел лишь женщин.
— Но я вас люблю.
— Не сомневаюсь, — признала донья Мариана. — Но будете ли любить меня после восьми лет разлуки?
— Думаю, что да.
— Нет, вряд ли. Но в моем поведении нет никаких моих личных заслуг, я действую так даже вопреки собственной воле...
Она замолчала, увидев приближение Бонифасио Кабреры, который весь день проверял груз в трюме и следил, чтобы все было в порядке.
— У нас провизии на пять месяцев, — сказал он, из-за покалеченной ноги с трудом карабкаясь по крутому трапу. — Но бочек мы погрузили недостаточно, так что придется приставать к берегу за водой.
— Где?
— Уж точно не на Эспаньоле... — убежденно ответил он. — Люди вице-короля могут появиться совершенно внезапно. Лучше найти какой-нибудь необитаемый остров на юге.
— Насколько мне известно, на юге нет островов, — сказал капитан Соленый, как только его ввели в курс дела.
— И что вы в таком случае посоветуете?
Немногословный моряк лишь мотнул головой на восток.
— Боринкен, — пояснил он. — Если там и могут оказаться христиане, то лишь такие же беглецы, как мы.
Христиане на острове действительно обнаружились, они и правда оказались беглецами с Эспаньолы, прятавшимися от изуверского режима братьев Колумбов. Поэтому, едва завидев вдали паруса кастильского корабля, они поспешили укрыться в сельве, предпочитая встретиться с дикими индейцами, чем со своими соотечественниками, не знающими иного закона, кроме закона виселицы.
Кстати, не только на современном Пуэрто-Рико, но и на Ямайке и в особенности на Кубе именно в то время появились небольшие поселения, где собрались заклятые враги вице-короля, не желавшие возвращаться в метрополию, вполне справедливо рассудив, что Новый Свет предоставляет самые неограниченные возможности всем тем, кто желает устроить свою жизнь, не влача при этом рабское ярмо службы тирану.
Среди них, впрочем, было немало и таких, кто в принципе не желал подчиняться никаким законам, справедливым или несправедливым, а потому они решили уйти жить к туземцам, наплевав на все предписания короны. Однако в первые дни трудно было разобраться, кто из этих людей настоящий преступник, а кто — всего лишь недовольный режимом поселенец.
И те, и другие вели себя вполне мирно, основывая свои поселения и не пытаясь притеснять местных жителей. Едва ли историки последующих времен это учитывали, описывая великие подвиги конкистадоров; хотя отчасти они были правы, поскольку эти люди показали дорогу настоящим завоевателям, явившимся позднее с аркебузами, барабанами и трубами.