Монтенегро
Шрифт:
— Я могу поплавать и в ручье у дома. И рыбы там полно... — она снова поскребла голову и нехотя добавила: — Так много воды в одном месте мне кажется бесполезной растратой.
— И что, оно совсем тебе не нравится, не кажется красивым?
— Мне больше нравятся цветущая табебуйя, олени или высокие горы. А тебе разве нет?
Сбитый с толку Сьенфуэгос пришел к выводу, что бесполезно пытаться убедить человека, который этого не желает, и когда он уже собрался забыть про этот бессмысленный спор, голос Арайи окончательно его добил.
— Оно же соленое! — вскрикнула девочка, сплевывая воду изо рта. — Какая гадость!
— Ну да.
— Соленое? — в замешательстве повторила Ку. — Так что же, из него еще и пить нельзя?
— Видишь ли...
— Ни слова больше, — уверенно произнесла старуха. — Что есть, то есть... Идем?
— Куда?
— Как это куда? Боги заверили, что мы придем к морю, а потом Арайя отправится в дальние страны, где станет важной персоной, — она снова схватила корзину. — Ну вот, мы у моря. Идем дальше.
— Но как? По воде нельзя ходить.
— А мы пойдем по камням.
— Ты что, не понимаешь? Это не ручей в твоей деревне. Море гораздо глубже. Мы утонем.
— Глупости!
— Ах, глупости? Так иди и убедись сама!
Недоверчивой и упрямой старухе не понадобилось повторять приглашение, она твердой поступью направилась по широкому пляжу, решительно шагнула в воду и продолжала идти, пока не скрылась в волнах.
Сьенфуэгосу пришлось броситься ей на помощь, он схватил кашляющую и плюющуюся старуху под руки и вытащил на песок.
— Ну что, теперь ты мне веришь?
— Вот ведь вляпались! — возмутилась она. — И Арайя права — вкус у него отвратный.
Сьенфуэгос не знал — то ли сердиться, то ли смеяться, и в конце концов просто улегся рядом со старухой.
— Ты тоже не подарок! — бросил он. — И что теперь будем делать?
— Делай, что хочешь, — спокойно ответила она. — И Арайя тоже. А я возвращаюсь домой.
— Домой? — удивился Сьенфуэгос. — Мы шли почти целую неделю, а ты хочешь вернуться домой! Да ты свихнулась!
— Свихнулся тот, кто хочет пересечь такие глубокие воды... — заявила Ку. — Я уже стара, и лучше мне закончить жизнь там же, где она началась... — она немного помолчала и с горечью добавила, чуть не расплакавшись: — Может, ты и прав, и однажды мой народ вернется. А если не вернется, то я по крайней мере буду знать, что осталась последней и до самого конца не теряла надежду.
Сьенфуэгос кивнул в сторону девочки.
— А она? — поинтересовался он.
— Ты о ней позаботишься.
— С какой это стати?
— Потому что так велели боги.
— Твои мелкие бесполезные божки?
— Лучше уж мелкий бесполезный божок, чем большой и умелый демон, — ответила старуха, к которой явно вернулась прежняя выдержка. — Арайе предсказано величие. Будь с ней рядом, тогда, может, и на тебя упадет свет от ее звезды.
— Мне бы он пригодился, — признался канарец, бросив долгий взгляд на девушку, помчавшуюся вдогонку за юрким крабом. — Моей звезде, если она вообще светит, не следовало позволять мне путешествовать, надо мне было навсегда остаться на Гомере.
— А моя всегда светит над домом, — сказала Ку и с трудом поднялась на ноги. — Я ухожу.
— Вот так просто?
— А что еще нужно, чтобы принять решение уйти?
Она махнула на прощанье рукой девочке, с которой провела последние несколько лет, а та ответила, совершенно не удивившись. Согбенная индианка закинула корзину за спину и скрылась в густой чаще, обрамляющей пляж.
— Никогда не мог понять этих людей... — пробормотал Сьенфуэгос, почему-то разозлившись на самого себя. — Я могу с ними жить, выучить их язык, но так никогда и не пойму, о чем они думают. — Он повернулся к девочке. — И что будем делать? — громко спросил он.
— Ловить этих зверей, — просто ответила она. — Они бегают задом наперед, вот чокнутые!
— Прямо как канарцы...
Больше часа они ловили крабов, а когда наконец сели на песок и стали смотреть, как добыча варится в глиняном горшке, канарец спросил:
— И тебя не волнует, что Ку ушла?
— Волнует, — призналась девочка. — Но так лучше. Она скоро умрет, и ей хочется умереть дома.
— Ты будешь по ней скучать?
Та резко покачала головой.
— Она научила меня не скучать. Всегда твердила, что я последняя из своего племени и должна привыкнуть ни в ком не нуждаться и никогда не оглядываться назад.
— Понятно... — протянул Сьенфуэгос, хотя на самом деле ему было совсем не понятно, что же девчонка имела в виду, а потому он лишь молча поглядел на прекрасный залив, обрамленным высокими пальмами, прежде чем решился вновь заговорить. — Не нравится мне это место, — признался он. — Когда-то давно, на таком же пляже, каннибалы сожрали двоих моих товарищей. Так что лучше нам поискать более укромное местечко.
— И куда же мы пойдем?
Он лишь пожал плечами:
— Мы пришли с юга. На севере — море, на востоке — река с болотами и «зелеными тенями». Так что у нас остается только один путь: на запад.
Они двинулись вдоль берега, углубившись в прибрежные заросли — недалеко, всего лишь на несколько метров, чтобы все время держать в поле зрения пляж и залив, питаясь фруктами, крабами и черепашьими яйцами. Вокруг было безлюдно; лишь однажды они заметили вдали лодку с тремя рыбаками, да маленькую хижину, полускрытую зарослями. Судя по всему, обитатели хижины покинули ее совсем недавно.
Два дня спустя они добрались до высокого мыса, уходящего далеко в море, с вершины которого разглядели вдали три крошечных островка. Однако спуститься вниз по отвесным склонам оказалось невозможно, а потому пришлось вернуться назад по своим следам, а потом идти низом по кромке моря до самого конца мыса — скорее даже длинного узкого полуострова. Здесь они внезапно обнаружили странный рисунок, оставленную кем-то с южной стороны гладкой скалы, при виде которого у Сьенфуэгоса сжалось сердце.