Мор мечей
Шрифт:
– Запястья у вас крепкие. Видно, много сражались с пиратами, – заметил Кронмир.
Парменио смахнул с усов каплю пота.
– Хорошо, что пираты вам уступают, сэр.
На закате впередсмотрящие заявили, что горизонт чист, но Парменио повторил трюк с фонарем.
– Там, где есть пираты, мы так поступаем каждый день. Думаю, наши нынешние противники не глупее.
Еще одна ночь миновала без происшествий. Корабль мирно бежал вперед. Рассвет занялся сырой и холодный, на снастях клочьями повис туман, но, хоть при такой погоде только и оставалось, что ждать беды, корабль
– Почти девять. Будь я набожным, сказал бы, что это господня воля. Редко когда плавание проходит так хорошо.
Однако, произнеся эти слова, он постучал по дереву, а Антонио поскреб бакштаг мозолистым пальцем.
На четвертый день небо прояснилось. Теперь по нему летели только редкие пушистые облачка. Еще до полудня заметили птиц. Парменио стоял у руля, порой передавая его Аткинсу, чтобы измерить скорость или кинуть за борт грузик на веревке и проверить глубину. Кронмир фехтовал и ел, наконец придя в себя. В середине дня, когда он уничтожал вторую порцию соленой трески, Парменио сел рядом с ним на длинную скамью, заваленную бархатными подушками.
– Имеете ли вы право подписать мой журнал? – спросил он. – Никто не поверит, что я дошел от Харндона до Орлиных врат за четыре дня. Но днем в сорока саженях под нами уже был белый песок, а с мачты виднеется Орлиная голова. Нужно только пройти во Внутреннее море до ночи. В темноте я этого делать не стану.
По такому торжественному случаю капитан выпил стакан сладкого красного вина, настоящего беронского рикотто, и Кронмиру тоже налил. Кронмир вышел на палубу, увидел огромную белую скалу, зовущуюся Орлиной головой, и заверил журнал.
Солнце садилось на западе, а корабль шел на восток.
– Я иду на риск, – сообщил Парменио. Он пригласил Кронмира на ют (и оказал тем самым большую честь). – Вероятно, стоило бы стать на якорь, но…
Антонио замахал им из вороньего гнезда, закричал что-то по-этрусски.
– Позовите мастера Хотбоя, – крикнул Аткинс, но Кирон уже выбежал на палубу, прыгнул на ванты и полез на грот-мачту.
– Антонио что-то не нравится, – пояснил Парменио. – И…
– И за нами плывут киты, – закончил Кронмир. – Прощу прощения, капитан, но я понимаю по-этрусски. Даже то наречие, на котором говорите вы с Антонио.
Парменио приподнял бровь, но сейчас у него хватало забот и без размышлений об этрусском языке.
Сыграли общую тревогу. Юнга выбрался из трюма и заколотил в барабан – невпопад, но очень громко. Кирон настроил свой дальнозор.
– Ничего себе! – крикнул он, глядя за корму корабля.
Парменио не медлил.
– Стройтесь по бортам, раздавайте арбалеты, вывешивайте абордажные сети! – приказал он. Попросил Кронмира: – Вы с вашим другом хорошие воины. Помогите мне защищать ют. У вас есть доспехи?
– Только кольчуга.
– Пожалуй, стоит ее достать, – слегка улыбнулся Парменио.
– Я с ней никогда не расстаюсь, она сейчас на мне.
Парменио явно удивился, но не стал об этом задумываться, а велел тащить на нос что-то под названием сифон.
Кронмир велел Лукке принести их оружие. Достал из собственного сундука черный каменный кувшинчик, натянул перчатки и обмакнул в смолистое содержимое кувшинчика все десять арбалетных болтов и все крошечные стальные шипы. Закончив с этим, он тщательно замотал горлышко промасленным шелком, спрятал кувшинчик в медную шкатулку с крышкой, снял хорошие перчатки из тонкой замши и выбросил их.
– Не поцарапайся, – велел он Лукке.
– Это смертельно? – тот изогнул бровь.
– Неприятно.
Корабль шел вперед. Орлиная голова высилась по левому борту, а прямо по курсу уже замерцали огни Южной Иберии. Кронмир подумал о тонких руках иберийских женщин, зажигающих свечи, и захотел…
– С кормы приближаются! – крикнул Кирон. – Это не киты, капитан. У них щупальца и клювы!
– Господи Иисусе, – выдохнул Парменио, преклонил колени, перекрестился и вскочил. Натянул кольчугу. Аткинс, уже надевший доспехи, застегнул на нем потемневший нагрудник. Два матроса помогли с пряжками.
На палубу выбрался слуга Кронмира. На неприметного человека в неприметной одежде никто не обращал внимания, но тот, кто остановил бы на нем взгляд, увидел бы длинную медную или бронзовую трубку у него в руках, увенчанную то ли крюком, то ли лезвием.
– Кит! Слева по корме! – заорал Хотбой.
Огромная башка – ужасающая, острая, зубастая, черная, покрытая водорослями – выскочила из моря. В воздухе оказалось три четверти неповоротливой туши. На одно мгновение Кронмир увидел глаз – у него сложилось впечатление, что они с тварью смотрели друг на друга. Потом чудовище рухнуло в воду, и половина океана выплеснулась на палубу. Корабль накренился, паруса промокли насквозь, а тварь ударила хвостом и исчезла. Некоторое время она плыла рядом с ними, бледно-зеленым пятном просвечивая сквозь чистую воду, а потом ушла в глубину.
Парменио перекрестился.
– Боже, чуть не задела.
Кронмир нахмурился.
– Мне кажется, это было предупреждение. Не знаю почему, но я хорошо разбираюсь в человеческих душах. А у этой душа есть.
Парменио посмотрел на него и крикнул впередсмотрящему:
– Что там?
– Две твари со щупальцами! – отозвался Хотбой.
– Два левиафана справа по носу, загораживают пролив! – крикнул Антонио по-веникански.
– Левиафаны? – переспросил Кронмир.
– Морские змеи. Крупнее китов и злее. Мы их встречали во Внутреннем море.
– А киты и левиафаны не враги друг другу? – уточнил Кронмир.
– Хотелось бы знать. Теория хороша, но через минуту придется решать, идти ли в пролив или поворачивать на юг. Рискнуть ли кораблем, командой и грузом во имя этой безумной, но красивой идеи. Вы азартны, мастер?
– Нет. – Кронмир не сумел скрыть презрения.
– А я да.
– Змея! – заорал впередсмотрящий.
Из воды высунулась треугольная голова размером с баковую надстройку. Прянула вперед, метя в борт. В нее тут же полетели арбалетные болты, и голова скрылась.