МОР
Шрифт:
– Угу, – причмокнула дамочка. – Понятно.
– Я постараюсь закончить к завтрашнему вечеру, часам к пяти.
У Вики была ещё туча заказов, которые нужно было сделать до платья этой нахальной особы.
– Ты уж постарайся.
С этими словами она ушла, даже не попрощавшись.
– Вот сука! – вырвалось у Вики, когда горизонт был свободен.
Как же бы ей хотелось быть одной из тех, кто умеет говорить всё, что думает, в лицо. Но она не могла. Назвать мудака мудаком?! Да разве так можно?! Лучше подлизать ему сфинктер, чтобы он немножечко расслабился.
Уснуть
К семи утра всё было готово, и с чистой совестью Вика отрубилась до обеда.
Встала она разбитая и, позавтракав остатками вчерашнего ужина, принялась за другие заказы. Благо, те не горели, так что она могла особо не утруждаться.
Часам к четырём заверещал домофон, Вика тут же сжалась и метнулась открывать. Она будто знала, что эта требовательная заказчица припрётся раньше оговоренного срока.
– Слушай, Викусь, мне срочно надо уезжать, так что в пять я никак не могла, а платье нужно уже сегодня, так что давай быстренько я заберу и побегу.
– Да, конечно, – заторопилась Вика, мысленно поражаясь эдакой наглости. С чего она взяла, что её платье готово? Вика обещала постараться, но никак не гарантировала управиться в срок. А сейчас и срок-то ещё не настал.
– Оно же готово? – вдруг изменилась в голосе настырная тётка, выпятив свои и без того выпяченные губы.
– Да, несу.
Тут дамочка принялась придирчиво рассматривать швы и прочую мелочёвку.
– Слушай, а чего петли не кружевные?
– Но… мы же договаривались, как на картинке, там они атласные.
– Да ну что ты говоришь? Кружевные!
– Я покажу… – промямлила Вика, расторопно бросившись к вороху бумаг на столе.
– Да ну мне некогда!
Мадам закатила глаза и тут же брезгливо посмотрела на петельки.
– Вот…
Она глянула на протянутый Викой журнал и, чавкнув, выдавила недовольное «ага».
– На. Сдачу оставь себе.
Расплатившись, она тут же убралась прочь, снова не попрощавшись.
После ухода этой неприятной особы Вика была такой злой, что крепко сжатые зубы скрежетали, а на лбу проступила жирная венка.
Она хотела продолжить работу, но всё валилось из рук. В итоге она укололась иголкой и в истеричном припадке раскидала всё в сторону, потом без сил рухнула на пол и разревелась.
В ней клокотали обида, досада и злость. Ну почему мир к ней так несправедлив? Почему люди такие гадкие и гнилые? Каждый готов вытереть об неё ноги, унизить, поставить на место возле параши.
Разве можно так жить?
Разве она хочет так жить?
Она не хотела. Но продолжала.
Когда наступило лето, и дни стали долгими и мучительными, Вика проводила много времени у окна. Она наблюдала за тем, как играют дети, раздражающие своими криками; как, шатаясь из стороны в сторону, туда-сюда болтаются товарищи алкоголики; как они собираются группками и то смеются, то огрызаются друг на друга или прохожих. Как-то она срзерцала сцену с одной из алкашек, которая, сидя со своими товарищами, стала приставать к молодому человеку на соседней лавке. Тот в итоге не выдержал и ретировался. Но что для Вики было примечательным, так это та самоуверенность, с которой скурвившаяся алкоголичка пыталась его обворожить.
«Вот бы и мне так…» – с горечью думала Вика.
Тогда она задумывалась о том, чтобы начать пить, но тут же цепенела от страха, вспоминая случай из детства.
Это было вскоре после того, как ушла мама. Отец часто выпивал и иногда оставлял своё пойло на видном месте. Однажды Вика убиралась по дому и взяла почти что пустую бутылку пива с кухонного стола, торчавшую там с прошлого вечера. Остатки она вылила в раковину. Ей даже в голову не пришло попробовать. Но папашка, увидев дочь с пустой бутылью в руках, решил, что она всё же это сделала. Он отхлестал её армейским ремнём с такой силой, что она ещё долго не могла спокойно сидеть.
Так что каждый раз, думая об алкоголе, Вика чувствовала те страшные удары и дикую боль многолетней давности.
В общем, положение было безвыходным: ни спиться, ни потрахаться.
Вика давно мечтала о дефлорации, но всё как-то не складывалось. А так хотелось, чтобы уже в конце концов сложилось, и принц вложил свой кинжал в её ножны.
Порой она пыталась обмануть себя тем, что это ей вовсе не нужно. На какое-то время хитроумный трюк срабатывал, но потом подавленное желание вырывалось с такой силой, что Вика готова была кидаться на первого встречного. В таком состоянии она и тем нелепым пропитым персонажам не смогла бы отказать, подкати они к ней именно в этот момент, а не тогда, когда она не была как сучка во время течки.
Но редкие неудачники обращали на неё своё никчёмное внимание в крайне неперспективные для них моменты, чему Вика была очень рада, хотя порой её посещали крамольные мысли о том, что судьбы могла бы подкинуть и другой расклад.
В один из июльских вечеров, когда Вика решила остаться дома, чтобы всласть попечалиться, соседи сверху устроили вечеринку. Музыка играла так громко, что потревоженная шумом мученица не слышала собственных страданий. Весёлые голоса, топот танцующих ног и опять эта громкая бодрящая музыка – нет, она не могла этого вынести.
Делать было нечего. Вика, конечно, немножечко постучала по батарее в надежде, что соседи не поймут, что это она, но на том и успокоилась, боясь переходить к более активным действиям. Так что в итоге неохотно вывела себя на улицу.
Дневная жара давно спала, и лёгкий ветерок приятно щекотал кожу, пробегаясь по предплечьям и щиколоткам. На улице было немноголюдно. Вика любила летние будние вечера – те, кто работает, уже легли спать, чтобы пораньше выволочь себя на оплачиваемую каторгу; те же, кто не работает, или слились в отпуска, или, в большинстве своём, разъехались по дачам, морям и заграницам, о которых она и мечтать не смела. Ей бы принца…