МОР

Дикий Вася

Выбрал Паша себе молоденькую девочку – уж очень не хотел он кувыркаться с залежалым товаром. Выйдя из офиса, отошёл подальше в парк, протянувшийся вдоль дороги до метро, и набрал заветный номерок. Руки тряслись, как и поджилки, голос дрожал, а дыхание прерывалось из-за гулких ударов сердца, но он это сделал.

Элитная индивидуалка Гера назначила время визита, выпадавшее на следующий вечер, и повесила трубку. Ему очень хотелось записаться на сегодня, но, к его великому сожалению, Герочка была занята. Голос у неё был приятный, ласковый и соблазнительный, что мигом подстегнуло эректильную

функцию.

Ожидание завтрашней аудиенции сразу показалось обременительным, ибо встреча стала представляться прививкой, которую хочется поскорее сделать, лишь бы не бояться. Но, несмотря на все свои недостатки, Паша слегонца «включил мужика» и вытерпел положенные сутки.

Гера жила в одной станции метро от Пашиной работы, так что он с полной самоотдачей наврал жене о том, что у него аврал, и направился в «приёмную» вип давалки.

Он нерешительно, как и многое в его жизни, набрал номер квартиры на домофоне и стал ждать ответа. Без лишних слов дверь отворилась, и Паша проследовал к лифту. Там он прихорошился перед зеркалом, проверил свежесть дыхания и прокашлялся, пытаясь избавиться от комка волнения, предательски перегородившего горло.

– Здравствуй, Паша, – сказала девушка, стоявшая в дверях.

– П-привет, – выстрадал Павлуша, оглядывая длинные ноги его скорой партнёрши по соитию.

– Заходи.

Она улыбнулась и освободила дверной проём.

Гость с опаской зашёл в квартиру и удивился тому, как хорошо живут проституки. Он мигом прогнал от себя мысль о том, чтобы сменить профессию, ведь на элиту он никак не тянул, а чемулозгать у малоимущих, как Ада, было даже хуже его нынешней работёнки.

– Хочешь сразу начать или сначала поговорим? – промурлыкала гостеприимная хозяйка и провела ладонью по щеке остолбеневшего Паши.

«Это тебе не «деньги вперёд», – восхищённо подумал он и уставился на просвечивающиеся через пеньюар груди. «Бог ты мой, вот это сиськи!»

В штанах сразу что-то зашевелилось, и Паша даже догадался, что именно, хотя к тому моменту от мозга уже отлила кровь, и все мысли направились туда, где происходило шевеление. Ему было явно не до разговоров, и платил он вовсе не за них, так что мигом осмелел и потянулся к своей ширинке.

– А ты не разговорчивый, – заметила Гера, расплывшись в плотоядной улыбке. – Мне это нравится, – шепнула она на ушко и юркнула к промежности клиента.

Тот аж обомлел и всё диву давался, насколько выше классом эта элитная девочка и во внешности, и в словах, и в манерах и, что крайне похвально, в технике.

Облобызал он её на огромном эмоциональном подъёме, отметив приятную чистоплотность Геры. Казалось, она прошлась по себе дезинфектором, а потом легонечко заполировалась какими-то крайне очаровательными и явно чрезвычайно дорогими духами.

Как же приятно было кувыркаться с этой девчушкой, отвечавшей неизменным «да» на все Пашины молчаливые предложения. Она без слов понимала, как ей лучше лечь, куда встать и где подлизать.

Сказку оборвала приглушённая мелодия, сообщавшая о том, что время вышло. Паша машинально оделся, расплатился и покинул квартиру.

– Я всегда тебе рада, – сказала Гера на прощание.

– А… – Павел замялся перед лифтом. – У тебя сейчас нет ещё времени?..

– К сожалению, нет, милый. Ты звони.

Она послала ему воздушный поцелуй и спряталась за закрывшейся дверью.

– Я позвоню… – пролепетал Паша, всё ещё не имея сил прийти в себя.

То, что было у него раньше, оказывается, и сексом-то назвать нельзя. А она, Гера, – просто волшебница какая-то, вызвавшая из его маленькой лампы настоящего джина. Считай, все, кто были раньше, могли только уныло насвистывать на его кожаной флейте, а эта дива сыграла непревзойдённую симфонию.

Одурманенный и заворожённый Павлуша нелепо улыбался и прикрывал дипломатиком неугомонное мужское достоинство, готовое к новому бою. Час пик уже почти прошёл, и тереться было не очень прилично, сразу же бы заподозрили неладное.

Дома снова был День Сурка: дешёвые остывшие пельмени, хомячащая в кровати перед теликом жена и играющие в своей комнатушке дети.

Есть совершенно не хотелось, несмотря на голод, меркнувший за сияющими брызгами эйфории. Благо, у Лены была крайне важная серия, в которой наконец-то выяснится, кого же по пьяни обрюхатил Антон, так что она не видела светящейся физиономии мужа, иначе догадалась бы обо всём, даже со своей полной нечувствительностью к его эмоциональному фону.

Паша метнулся в душ, чтобы смыть с себя частицы Геры, её парфюм и следы помады на интимном месте. Он так замечтался, играя со своей одноглазой змеёй, что дошёл до мыслей о том, каково бы это было возвращаться домой к такой, как эта элитная леди, а не к пышке, трижды разродившейся, отчего в неё можно было смело нырять с головой без малейшей опаски застрять .

Вряд ли, чтобы отделаться от лишних хлопот, Гера бы стала готовить ему дешёвые пельмени. Если только элитные. Паша облизнулся, смывая с тела продукт собственных тестикул, и ещё немного понежился под горячими струйками, ласкавшими его в меру мохнатое тело.

Негу нарушил стук в дверь и крик жены:

– Ты скоро?!

– Выхожу, – нервно ответил Паша. Он жутко испугался, что жинка прочтёт все его мысли, и порядком разозлился на неё за непрошеное вторжение в его идиллию.

– Я срать хочу! Открой!

Пришлось повиноваться и нюхать отходы жизнедеятельности законной супруги. Совмещённый санузел – не всегда удобная вещь. Вот если ты живёшь один, то это крайне сподручно: сделал свои грязные делишки и тут же подмылся; или купаешься ты такой, а тут тебя припёрло – шаг до толкана и ты «на коне».

Видя благоверную, трудящуюся на фаянсовом троне, Паша испытал отвращение, подумав, что Гера бы в жизни себе такого не позволила. Быть может, только если б её попросили. Хотя в резюме копро не фигурировало…

Вот ведь как супруги сближаются, что уже всякий стыд теряют и гадят друг перед другом, как собаки. Они это называют близостью. Паша тоже всегда так считал и даже не задумывался, как пагубно подобное «соседство» сказывается на либидо.

На фоне этого отвращения промелькнуло и другое чувство – чувство вины. Маленький червячок совести стал подтачивать корни такой манящей свободы, и Паша, сам того не поняв, обнял некогда даже любимую Ленку, всё ещё кряхтевшую на толчке.