Моральные фреймы политических идеологий
Шрифт:
Мирное проникновение – рост влияния России на Востоке мирными экономическими средствами. Главным идеологом был С. Ю. Витте, который навязывал свое мнение силой и определял политику Петербурга в Азии. Его идею экономики как движущей силы внешней политики возродил В. И. Ленин после 1917 года. Сегодня та же идея пропагандируется русскими либералами.
Имперское видение военного министра А. Н. Куропаткина – по его мнению, империи должны заниматься не столько завоеваниями, сколько самозащитой. Аннексия чужих территорий не исключалась, но только ради укрепления границы против потенциальных нападений со стороны соседей. Он объединил в своей концепции европейские представления о противостоянии рас, культурный пессимизм и социальный дарвинизм с традиционной идеологией пограничья. Предупреждал о «желтой опасности» (трактовку которой тоже позаимствовал на Западе), сближая расу и религию. Он предлагал в ХХ веке создать «…союз
Итак, достаточно прочесть первую попавшуюся сотню публицистических или «научных» статей или книг по проблемам идеологии современной России, чтобы убедиться: перечисленные идеи до сих пор определяют российское сознание и политику 61 . Естественно, что внешняя политика воплощает элементы разных идеологий в зависимости от личных пристрастий, конъюнктуры и изменения политического курса. Отсюда следует, что внутренняя и внешняя политика не сводится к одной идеологии.
61
Показательной может быть книга: Шапталов Б. Русская экспансия: бей первым или погибнешь! [Шапталов, 2005]. Заглавие говорит само за себя. Автор считает главными врагами России азиатов (Кавказ, Азия) и маргиналов [Там же, с. 349–401]. Под маргиналами он имеет в виду лиц с разными отклонениями генетического, психического и прочего характера. В этом контексте он ссылается на «подпольного человека» Ф. Достоевского и опыт Гитлера по уничтожению всех групп лиц с девиациями [Там же, с. 376–401].
Как подчеркивал Г. П. Федотов, «…народы – по крайней мере в наше время – живут не разумом, а страстями. Они предпочитают резню и голод под собственными флагами» [Федотов, 1992, с. 322]. Действительно, на протяжении ХХ века резня и голод шли параллельно с ростом числа государств, которые способствовали развитию экономической эксплуатации, идеологической манипуляции и тотальной бюрократизации общества и политики.
Возникли и новые явления. Например, приватизация государственных функций по применению военной силы [Балуев, 2004]. Для многих бывших колоний суверенитет являлся удобной юридической фикцией. Логика холодной войны требовала от сверхдержав массированной военной помощи этим государствам, что позволяло им выживать даже при отсутствии внутренней легитимности. После окончания холодной войны и прекращения военной помощи со стороны метрополий многие бывшие колонии обратились к услугам частных подрядчиков для борьбы с повстанцами, которые могут обладать современным оружием, но не имеют профессиональных навыков, дисциплины и организации. Основные недостатки частных военных формирований состоят в следующем: стремясь к прибыли, они не соблюдают правила ведения боевых действий и ведут их с крайней жестокостью; использование наемников затягивает конфликты и не приводит к желаемым результатам, поскольку частные формирования получают больше денег, чем государственные военные формирования; частные формирования ведут боевые действия независимо от потерь.
Использование частных вооруженных формирований в вооруженных конфликтах и в мировой практике – устойчивая и долгосрочная тенденция. Это ведет к ряду одновременно положительных и отрицательных последствий для системы международной безопасности: по мере развития приватизированной военной индустрии акторы международных отношений могут пользоваться возможностями всего военного спектра – от отрядов коммандос до боевых самолетов; неограниченный доступ к военным услугам увеличивает влияние негосударственных групп; частные военные компании могут использоваться как для поддержки интересов государства, так и против них; любая группа внутри слабого государства может получить военные возможности и снижать пределы для создания угроз статус-кво; старые концепции баланса сил потеряли свою аналитическую ценность; использование таких подрядчиков доступно не только государствам.
Указанная тенденция необратима и связана с изменениями в системе международной безопасности и международных отношений. Она приводит к трансформации роли государства в этой системе. Деятельность частных военных формирований пока не регулируется ни какими-либо системами морали (в том числе военной), ни корпоративным и действующим международным правом.
Все перечисленные тенденции требуют всестороннего осмысления, в том числе с точки зрения морали. Для реализации этой цели нами разрабатывается
Представление об абсурдности бытия обычно связывают с экзистенциалистской традицией философии ХХ века. Однако на протяжении последних двадцати лет произошла универсализация абсурда. Не так давно вышла на русском языке первая коллективная монография на эту тему [Абсурд и вокруг, 2004]. Теория абсурда включает разработку методологических проблем: абсурд и общество; репрезентация абсурда в визуальных искусствах; грамматика абсурда; абсурд в науке; абсурд и философская мысль; абсурд и мистическая мысль; абсурд в фольклоре; абсурд на исходе ХХ века. Из этой проблематики отметим несколько выводов, существенных для дальнейшего изложения.
Понятие абсурда происходит из контаминации латинских слов absonus (какофонический) и surdus (глухой). Начиная с Античности, понятие абсурда выступало в трояком значении: эстетической категории, выражающей отрицательные свойства мира; логического абсурда – отрицание логики как центрального компонента рациональности; метафизического абсурда – выход за пределы разума как такового. На рубеже XIX–ХХ веков Ницше и Шестов квалифицировали абсурд как реакцию на ситуацию отчуждения индивидов, порожденной острыми противоречиями между интересами индивида и условиями его существования, утратой жизненного смысла. У экзистенциалистов абсурд есть индекс разлада человеческого существования с бытием (Хайдеггер, Камю, Сартр). Понятие абсурда вневременно, возникает по мере зарождения теоретической мысли и присутствует в различных культурных феноменах, от античности до постмодернизма.
Абсурд – это констатация смыслового, логического, бытийного и языкового бессилия обнаружить организующее начало в окружающем мире. Абсурд как предвестник конца света и вселенского хаоса связан с кризисом культуры и проблемой интерпретации данного кризиса. Актуализация феномена абсурда в современном обществе происходит под влиянием феминизма, исходный постулат которого гласит: господствующей культурной схемой сегодня стала мужская идеология и ее составляющие (логика, рационализм, упорядоченность мысли).
В славянских странах абсурд обращен к природе конкретной личности, к ее мифологическому сознанию, а не к социальным или политическим связям. Семантически абсурд близок словам абракадабра, бред, бессмыслица, вздор, заумь, нонсенс, чепуха, чушь. В таком понимании абсурд есть явление, развившееся на почве восточного христианства, где уже с эпохи Византии была известна традиция апофатического богословия. Религиозно-богословская традиция Византии подготовила предпосылки для абсурдного творчества в русской культуре и литературе (творчество Д. Хармса и обериутов). Она противостоит рационалистическому систематизму и допускает много парадоксов и противоречий. В целом абсурд как мировоззрение и элемент поэтики охватил все сферы культуры ХХ века (литература, философия, наука, искусство, язык).
В настоящее время абсурд рассматривается как междискурсивный универсальный транскультурный феномен, характерный для Запада и России [Абсурд и вокруг, с. 5–59]. Но в общей теории абсурда тема абсурда в морали, политике и политических идеологиях еще не разработана. Обходит эту тему и Б. Н. Капустин в своих работах [Капустин, 2004].
Для движения в этом направлении можно опереться на общие положения теории абсурда: советское общество есть абсурдная социальность, технологическая цивилизация есть цивилизация экзистенциального абсурда, а абсурдность постсоветской реальности уже проиллюстрирована на примере России и Украины, у которых много общих абсурдных свойств.