Моран дивий. Стезя

Осьмак Анна

– Что ты знаешь о моей крови?
– тихо спросил я.

Ксеня хмыкнула, отступила от меня на шаг и направилась к двери.

– Пора обедать, соня, - бросила она через плечо.
– У меня девчонки не кормлены. Да и тебе не мешает подкрепиться - отощал без Леськиных борщей...

– Слушай, - я остановил её за локоть и развернул к себе.
– Не надо мне зубы заговаривать. Я пришёл к тебе не за борщами. Хоть за них, конечно, большое спасибо. Ты что-то знаешь обо мне. Что-то важное, что должно расставить, наконец, в моей жизни точки с запятыми.

–

Ты уверен, - серьёзно спросила ведьма, глядя мне в глаза, - что хочешь услышать то, что я могу тебе рассказать? Пойми, жизнь твоя после этого уже никогда не будет прежней.

– Ксеня, мне не за что держаться в прежней жизни. Я жду твоего откровения, как спасения. Может, оно укажет мне дорогу. Заплутал я, ведьма, - и впереди меня тьма, и свернуть некуда, и назад уже не возвратиться.

– Я расскажу тебе всё, что знаю, - сказала она.
– Но всё равно - сначала обед! Дети голодные, а дорога твоя столько лет ждала, ещё часок подождёт.

* * *

Малыши чинно восседали за столом, уминая обед - только ложки сверкали. Даже их двухлетняя сестра, взгромоздившись с помощью матери на свой высокий детский стул, не баловалась, не капризничала, и не пыталась размазать кашу по столу или накормить ею кошку. Она сосредоточенно несла ложку, зажатую в кулачке, ко рту, большую часть по дороге проливая на слюнявчик, и сосредоточенно жевала то, что удавалось донести. Покончив со всеми переменами блюд, девочки поблагодарили, попросили разрешения гулять и, прихватив с собой младшую, унеслись во двор. Воспитание у ведьминских детей было на высоте - здесь, видимо, не забалуешь.

– Ксеня, сколько тебе лет?
– спросил я, поглядывая на хозяйку поверх ложки.

Она хитро подмигнула мне:

– Всё-таки присматриваешься? Только зачем тебе мой возраст? Тебе ж меня не варить.

– Я видел тебя, дай бог памяти, с десяток лет назад. И с тех пор, мне кажется, ты нисколько не изменилась.

– Слабоватый комплимент, - вздохнула она, убирая со стола.
– Но зачтём. Как пробный шар. Вообще-то, у ведьмы после детства всего два возраста, без всяких оттенков и переходов: возраст, когда она может рожать детей и возраст, когда уже не может. Я в этом смысле ещё достаточно молода. Не боись, не прогадаешь.

Я рассеянно улыбнулся.

– Ладно, - сказала Ксеня, вытирая руки кухонным полотенцем.
– Вижу, о чём бы ни говорил, об одном думаешь. Пошли.

* * *

Мы вышли за калитку и зашагали по проходящей мимо дома грунтовке. Весенняя степь была прекрасна. Она журчала и перезванивалась сотнями голосов, она цвела и зеленела, она дышала пьяным душистым воздухом начала мая. Степь справляла свою короткую свадьбу и копила силы перед иссушающим зноем наступающего лета.

– Хорошо, правда?
– Ксеня глубоко вздохнула, прищурив глаза от удовольствия.
– Старею, наверное, - начинаю всё больше ценить красоту жизни. Раньше редко её замечала. Зато острее переживала. А с возрастом, выходит, глаза открываются, а чувства притупляются. Вместе с зубами...

Она явно не торопилась с моим просвещением. Да и во мне вдруг зашевелился смутный страх перед предстоящими откровениями.

– Куда мы идём?
– решился я спросить после длительного молчания.

– Да, собственно, пришли уже...

Ведьма остановилась у небольшой купы чахлых вязов. Взяла меня за руку.

– Хочу для начала тебе кое-что показать, - пригнувшись, она нырнула в заросли, увлекая меня за собой.

Подняв глаза, я понял, что нахожусь не в куцой рощице из десятка покорёженных степными ветрами деревьев. Мы стояли на вершине холма, к подножию которого тянул зелёные щупальца огромный, чёрный, дремучий лес, окружающий наш лысый островок со всех сторон. Я огляделся. Вокруг громоздились обтёсанные камни, остатки стен и грубо, но монументально сработанные колонны...

У меня потемнело в глазах. Я опустился на ближайший валун, потрясённый неожиданным узнаванием. Ведьма внимательно и неотрывно смотрела на меня - холодно и изучающее. Её распущенные волосы трепал сильный ветер, раскачивающий верхушки лесных сосен-великанов и пронзительно свистящий в щелях руин. Сейчас ничто не напоминало в ней уютную домашнюю наседку.

Я подобрал осколок камня, подошёл к алтарю и медленно стал соскребать мох. Под ним проступали черты и резы загадочных древних рун.

– Ты знаешь, что здесь написано?
– спросил я, не оборачиваясь.
– Свенка не смогла прочитать.

– Здесь написано: "Ищущему - путь, ведающему - освобождение".

– Что это значит?

Ксеня подошла и стала рядом со мной у камня. Провела по бороздам надписи ладонью.

– Эта надпись имеет два смысла - практический и метафизический. Практический смысл первой части, думаю, понять не сложно. Свенка искала здесь путь к спасению своего сына - она его нашла. Что касается второй части... Она касается посвящённых. Жрецы древнего знания в течение жизни проходили множественные этапы инициаций, постигая непостижимое. Видимо, на каком-то этапе познанное оказывалось слишком неподъёмным для невеликих возможностей человеческой сущности. Когда они чувствовали, что предел наступил, что черпнули лишку, что спина их начинает хрустеть и потрескивать под грузом несомого, они приносили свою жизнь сюда, на этот алтарь, наполняя общий колодец познания своим опытом. Смерть становилась их освобождением...

– А метафизический смысл?

– Я не дам тебе готовых определений. Их нет. Каждый выводит для себя свой смысл, открывающийся ему в процессе познания.

– Откуда ты всё это знаешь? Почему не знала она?

– Она была очень молода и только готовилась стать посвящённой. Ей необходимо было пройти долгий путь, чтобы зачерпнуть хотя бы десятую долю моего знания.

Женщина помолчала.

– Я вижу, ты узнал это место. Видимо, Моран показал тебе всё. Что же ты хочешь услышать от меня?