Морана
Шрифт:
— Если постараетесь, то обязательно станете вольнослушательницами. В прошлом году Приемная комиссия сильно понизила входной порог вступительных экзаменов, и теперь для них главное — желание учиться и нормальные оценки по школьному курсу химии и биологии.
Бритвенной остроты резачок в руке лиловоглазой «наставницы» плавно пробежался по контурам уже потрепанной выкройки, очерчивая элемент будущего летнего сарафана. В принципе, ткань можно было сложить вдвое-втрое и ускорить этим раскрой, но одна каталоночка за весну отъела себе такую «корму», что на нее не только мальчики начали заглядываться, но и платья требовали индивидуального подхода в районе бедер. Хм, и груди: южная кровь сказывалась не только на темпераменте юной брюнетки, но и на ее фигуре — чем дальше, тем больше напоминающей классическую испанскую гитару. Другая счастливая владелица скорой обновки наоборот,
— Еще переделали программу обучения — больше часов на специальные медицинские дисциплины и практику, за счет сокращения непрофильных предметов. Если я правильно помню, то это география, история, философия и физкультура.
— Их мне и в школе хватает. М-ну блин! Са-аш, а у меня опять шовчик «тянет»!?
Отложив инструмент и быстро перекинув элементы будущих нарядов в стопочку к остальному раскрою, Александра подошла к недовольно надувшейся Соледад.
— М-да. Распарывай вот отсюда и до низа.
Пока отсевшая в сторонку брюнеточка шустро орудовала специальными ножничками, белокурая швея-мотористка подняла «лапку» машинки, парой движений вынула шпульный колпачок — и показав его подругам, мастерски подтянула своим ухоженным ноготком чуть разболтавшийся винтик.
— Перед началом работы шпульку лучше отдельно проверить и при необходимости подкрутить. Если пришлось настраивать, то перед продолжением пошива обязательно проверить на кусочке ткани, как идет строчка…
Обе ученицы синхронно закивали, старательно запоминая, после чего Анна вновь сосредоточенно застрекотала «Подольском», руководствуясь известным и не раз оправдавшим себя принципом «семь раз примерь, один раз прошей!». Вскоре к ней присоединилась и Мария-Соледад: работа над новыми нарядами вышла на финишную прямую, и обе девицы неосознанно начали соревноваться в том, кто же первый закончит эту своеобразную, и весьма приятную гонку. За их спиной лиловоглазая модистка начала резать тонкую мягкую ткань на какие-то простые кофточки — в которых наблюдающие за ее работой подружки-студентки, к тайному разочарованию и даже негодованию,опознали обычные футболки. Самый настоящий батист, и на какие-то там футболки! От огорчения у них даже застопорилась работа над собственными вещичками, и девушки совсем уже было решили сделать перерыв (благо и обед уже приближался), когда жгучая брюнеточка вытянула из-под поднятой «лапки» готовую штанину, откусила хвостик из ниток и издала победный клич. Ну… Ладно, победное мурлыкание:
— Ур-ра-мр, я зако-ончила!
Не стесняясь старших девочек, смуглянка скинула «домашнее» платьице из ситца и начала натягивать на себя ярко-голубые штаны.
— Ну как?!?
Придерживая на тонкой талии пояс самых настоящих джинс (с отсутствующей пока пуговицей), темноволосая швея просеменила к ростовому зеркалу и начала крутиться и выгибать шею, разглядывая свои тылы.
— Са-аш? Ань? Ну вы чего молчите?
Собирающая-сортирующая нарезанные заготовки Александра едва заметно улыбнулась и кивнула; что до русоволосой тихони, то она молча показала Родригез сжатый кулачок с оттопыренным вверх большим пальцем — после чего с утроенными силами защелкала ножничками, убирая вытарчивающие тут и там хвостики ниток. В отличие от нетерпеливой и порой бесстыже-смелой каталонки, она сначала натянула штаны приятного для глаз темно-синего цвета, и только потом стянула старенькое платье. Тут же накинула на себя короткую ветровку, прикрывая невеликие «прелести», застегнула пару пуговичек, и лишь после всего этого отправилась к зеркальной глади — где надолго застыла, недоверчиво любуясь отражением хорошенькой сероглазой стройняшки.
— Тц! Как только мальчики ходят в этих штанах, они же везде трут. И… И жмут тоже! Кое-где!..
Высказаться более конкретно Марии-Соледад помешала начавшая открываться дверь в класс труда: ойкнув, брюнеточка тут же спряталась за «широкую» спину русоволосой подружки и уже оттуда приготовилась звонко обругать наглого вторженца.
— Добрый день, девочки.
Под чуть ли не хоровое ответное приветствие вплывшая в помещение воспитательница Белевская плотно прикрыла за собой дверь, положила перед своей любимицей средних размеров бумажный сверток — и удивленно вскинула брови при виде другой, и почему-то голой по пояс воспитанницы.
— А, вы обновки примериваете. Кхм!
Покосившись на взрослых девушек, резко передумавших куда-то уходить, Татьяна Васильевна вполголоса пояснила:
— Это от Пети… От Петра Исааковича.
Машинально проверив-погладив рукава своего красивого (и определенно нового) платья из темного поплина, женщина совсем было собралась развернутся и уйти, но так просто девочки ее отпускать не захотели:
— Татьяна Васильна?
— Да?
Обернувшись на нежный голос Сашеньки, нарядная почтальонша увидела у той в руках свой сарафан, выглядевший строго, и в то же время очень нарядно — а к нему пару светло-коричневых летних сандалий в «греческом» стиле. Точно такие же недавно получили в подарок обе подружки Александры, вместе с ее «жалобами» на строгого наставника-обувщика, у которого она обучается сему очень непростому искусству.
— Надо померить.
— Ой, ну…
Чуточку посомневавшись для приличия, Белевская скинула свое нарядное платье — сходу травмировав открывшимся видом студенток Политеха. Морально, конечно: во-первых, упругим богатством налитых женских форм, до которых семнадцатилеткам еще было расти и расти. Ну или наедать и отращивать, это уж кому как. А во-вторых, их эффектной «оберткой» — из полупрозрачного кружевного гипюра, о котором бедные во всех смыслах детдомовки много слышали, но вот так близко увидели только сейчас. Как-то сразу стало понятно, на какую такую важную рабочую встречу нынче ходила принарядившася и накрутившая прическу Татьяна Васильевна. Ее уже не раз видели гуляющей под ручку с каким-то рослым усачом солидного вида — вот и в это воскресное утро она наверняка обсуждала с ним важные вопросы подростковой педагогики. В затуманившихся глазах совсем уже взрослых девушек отчетливо мелькнула белая фата, колечко на пальце и что-то еще, не менее манящее и приятное…
— Как-то не знаю. Саш, а это не слишком вызывающе?
Согнав вниз пару мелких складочек и подтянув поясок, Морозова слегка рассеянно успокоила советского педагога:
— Угнетаемый капиталистами американский пролетариат большую часть своей жизни только в таких нарядах и ходит. И даже их меняет не каждый год, а носит, пока ткань держит заплатки. А такие сандалии еще в Древнем Риме носили.
— Да?!?
Растегнув-засстегнув пару замочков-зипперов, которые в СССР называли молниями, а конкретно эту модель вообще «тракторами» за их широкие надежные зубцы, Саша без должного почтения крутнула воспитательницу и заставила ее немного походить по кабинету. По итогам последней проверки очень лаконично и предельно выразительно констатировав:
— Экселенте!..
Не смотря на то, что испанский Татьяна Васильевна не знала, смысл этого слова до нее дошел, окрасив щечки нежным румянцем.
— Правда хорошо сидит? Гм. А цвет не сильно яркий?
— Ну, одна-две стирки это точно поправят…
Машенька Родригез, недоуменно поглядев сначала на умеренно-синий женский сарафан, а затем на свой действительно яркий костюмчик цвета безоблачного летнего неба, предпочла вместо слов начать аккуратно упаковывать поплиновую «шкурку» и туфельки воспитательницы. И даже перевязала получившийся сверточек парой обрезков саржи, соорудив кокетливый бантик — при виде которого взрослая вроде бы Татьяна Васильевна по-девчоночьи хихикнула, в последний раз крутнулась напротив зеркала и благодарно поцеловала юную швею. Ну и ее подружек, чтобы им не было обидно — после чего упорхнула за дверь, едва не позабыв прихватить свое резко устаревшее поплиновое платье. Стрельнув глазами в сторону студенток, испаночка-смугляночка нехотя прикусила язычок, на котором вертелось наверняка очень верное предположение о том, к кому же сейчас отправилась их воспитательница. Благо, Соледад куда интереснее было смотреть на то, как подруга вскрывает оберточную бумагу посылки: увидев характерную роспись жестяной крышки «Красный Октябрь», она быстро переглянулись с Анечкой, и уже обе сладкоежки предвкушающе заулыбались. Недолго:
— Так это не конфеты? У-ум…
Внутри жестянки обнаружились две стопки фотокарточек каких-то незнакомых людей, большой полотняной мешочек с фурнитурой и непонятная штука, выглядящая как внебрачный сын плотницких клещей и слесарных плоскогубцев.
— Са-аш, а что это за фотокарточки?
— М? А, это я договорилась, что нарисую по ним портреты передовиков артельного производства, а Петр Исаакович взамен… Разное-полезное. Давай-ка сюда свои штаны.
Прислушавшись, а потом и выглянув для верности за дверь, Мария-Соледад неохотно стянула джинсы — и с большим интересом проследила, как тем самым «бастардом» сначала прокололи ткань, а потом р-раз! И на ней заблестела металлическая пуговица с красивым узорчиком «под серебро».