Море и берег

Егоров Валентин Александрович

Морпехи тут же приступили к устройству артиллерийских позиций засады, расставляя по позициям повозки со скорпионами.

4

И этим утром номады продвигались по дороге на Валенсию, подобно механическим куклам, ни на что не обращая внимания. Но приблизившись к позициям засады, головные всадники неожиданно, словно по команде, попридержали верховых ящеров и остановились, застыв неподвижными манекенами, низко опустив головы и безвольно вытянув руки вдоль тела.

Майор Якоб Форенкульт был уверен, что они не видели его артиллерийских позиций и не могли знать, что именно в этом месте устроена очередная засада, но он нутром опытного вояки ощутил, что с номадами происходят

непонятные вещи, которые находятся вне его понимания. Боевое охранение вражеской кавалерии остановилось или было остановлено именно на таком расстоянии от скорпионов, на котором стрелы, выпущенные орудиями, не достигали целей. Вслед за авангардом замерли на месте повозки и кибитки всего табора, вражеская колонна и колонна людей в черном прекратили продвижение вперед по дороге. Над колонной повисла мертвая, всепоглощающая тишина. Затихли слабые порывы утреннего ветерка, перестали петь и щебетать птицы в небе. Над скоплением людей, верховых ящеров и кибиток начала формироваться атмосфера отчуждения и злобной воли, в которой не ощущалось ничего человеческого.

Сердце майора Якоба Форенкульта сделало ощутимый и болезненный сбой.

Майор стоял немного в стороне от скорпионов, откуда было удобно наблюдать за всем происходящим на дороге. Форенкульт тоже почувствовал это растущее в воздухе нервное напряжение, когда в его голове родилось понимание нереальности происходящих с ним и его морпехами событий. Он понял, что его мысль о проведении этой засады была глубоко ошибочной, что это не он принял принять такое ошибочное решение. Теперь он понимал, что некая злая воля, магическая сила, старается это место превратить в ловушку для него и его морских пехотинцев.

Майор Якоб Форенкульт мог бы согласиться с тем, что он может погибнуть в бою. Но он никогда бы не согласился на то, чтобы вместе с ним погибли бы и все его морские пехотинцы - этих молодые парни, которые только начали свой жизненный путь и шли в бой потому, что были уверены в правильности принимаемых им решений. Сегодня он не оправдал доверия этих ребят, рискнул, их жизнь поставил под угрозу смерти. Эти размышления и чувство вины сказались на внешнем облике майора, они, словно его состарили, в шевелюре этого человека внезапно засеребрилась седина, поникли плечи, и сильно сгорбилась спина. Он физически ощутил, как тяжкое бремя ответственности за жизнь морских пехотинцев наваливается и подгибает его плечи. Ему стало тяжело дышать, придавливать к земле, кто-то старался сломить волю майора, а его превратить в безвольного человека.

В этот момент на дороге появились еще два человека, которые сразу же обращали на себя внимание своей яркой одеждой и вальяжной походкой. На их плечи были накинуты ярко-зеленые балахоны, непонятного фасона, и с глубокими капюшонами на головах, полностью скрывающими лица, виднелись одни только седые бороды с волосами, свисающими до колен. Балахоны в поясе были туго перетянуты веревкой. Но люди передвигались легким и быстрым шагом, чуть-чуть раскачиваясь на ходу, подобно моряки после океанской качки и только что сошедшие на берег. Эти два человека явно направлялись к голове колонны номадской конницы, замершей на дороге перед засадой.

Появление этих двоих, которые своей внешностью походили или на клоунов, сбежавших из цирка, или на всем известных северных шаманов, поставило все точки над "i". Подразделение морской пехоты майора Якоба Форенкульта, да и он сам попали в ловушку, устроенную черными колдунами из далекого Северного Приморья.

У Якоба Форенкульта не оставалось больше времени на размышления и колебания, огромным напряжением силы воли, сбросив охватившее его оцепенение и безволие, он полушепотом начал отдавать приказы и команды бойцам, согласно которым пехотное каре должно было скрытно покинуть позиции и спешно отходить в предгорье для дальнейшего воссоединения с войсками капитана Скара. Артиллеристы должны были оставаться на позициях и огнем из скорпионом прикрывать отход пехотинцев.

По команде штаб-сержанта пехотное каре развернулось на сто восемьдесят градусов и двинулось в направлении предгорья. По всему настрою молодых бойцов и по тому, как они держали свой шаг, было хорошо заметно и понятно, что они без боя покидают эту позицию, только из-за приказа командира и своего к нему уважения.

Майору Якобу Форенкульту в этот момент казалось, что пехотное каре движется со скоростью улитки и ему хотелось выскочить на дорогу, чтобы пинками и подзатыльниками заставить этих молодых ребят двигаться быстрее. Но он стоял на месте и с огромным нервным напряжением, сильно стиснув зубы, наблюдал за тем, что происходит на поле боя. Он не оглядывался за спину, чтобы посмотреть, на какое расстояние от позиций отошли его молодые удальцы. Форенкульт в душе очень боялся того, да, именно боялся, что, если оглянется и посмотрит на отход своих парней, то этим движением и интересом привлечет к ним внимание северных шаманов, они заметят этот его интерес и тогда они узнают, что полурота морпехов покинула позиции и спасает свои молодые души.

Шаманы были уверены в своем превосходстве над врагом, они с абсолютной точностью знали, что противник не имеет магического прикрытия, поэтому не особенно спешили приступать к делу. Они неторопливо брели по полю вдоль дороги, на ходу переговариваясь о чем-то своем. Достигнув воображаемой линии смерти, разделяющую противоборствующие стороны, они, не задерживаясь, пересекли ее и по ходу движения их глаза стали наливаться желтым пульсирующим огнем.

Через мгновение из глазниц вырвались ярко-желтые лучи света, которые световой пульсацией ударили по замаскированным листьями и ветками скорпионам. Клочьями полетела на землю маскировка орудий, обнажились деревянные станины стрелометов. Один из шаманов сделал круговое движение кистью и у него в руке образовался файербол, размером с куриное яйцо. Особенно не размахиваясь, он этот швырнул этот огненный пульсар в направлении стрелометов. Куриное яйцо файербола, огненным росчерком преодолев расстояние, впилось в станину одного из скорпионов. Вверх тут же взлетел острый язычок пламени, превратившийся в небольшое пламя. Огонек стал быстро разгораться и захватывать одну деревянную деталь стреломета за другой, пока яркое пламя не охватило полностью весь скорпион.

Вслед за первым в воздух взвился и второй файербол.

Майор Якоб Форенкульт всем сердцем ощутил, что наступают последние минуты существования его скорпионов. Шаманы все еще находились в мертвой зоне для стрел скорпионов. Майор повернулся лицом к артиллеристам и отдал короткий приказ. Молодые ребята беспрекословно повиновались его команде и спустили стопорные механизмы орудий и первые стрелы полетели в цель. Но враг находился слишком на дальнем расстоянии и стрелы попадали на землю, не долетев до врага.

На что последовал леденящий душу взрыв нечеловеческого хохота, оба колдуна радовались своей предусмотрительности и, широко разинув свои смердящие пасти, ржали, словно застоявшимся жеребцам. Артиллеристы Форенкульта, не обращая внимания на веселье шаманов и посылаемые им файерболы, спешно перезаряжали свои скорпионы. К этому моменту три из десяти стрелометов были полностью охвачены огнем. Парни выполняли свою работу, не ожидая команд командира, а, по мере готовности, стреляли. Выстрелы следовали один за другим и продолжались до тех пор, пока огонь файерболов полностью не охватил все скорпионы. Прозвучал последний выстрел и семь выпущенных стрел снова не долетели до врага, тридцать артиллеристов собрались в плотное каре, готовые с достоинством встретить врага.