Море ясности
Шрифт:
— Ты ешь, ешь, поторапливайся! — то и дело приговаривала она, хотя Володя и так даром времени не терял.
— А сама-то что же?
— Я сегодня в школу не пойду.
— С чего это?
Тая прижалась лбом к столу, и ее тонкие косички задрожали. Она плакала.
— Да что ты?
— Папе сегодня суд. Мама велела дома сидеть, дожидаться…
Есть сразу расхотелось. Сразу припомнились все события той страшной ночи: и черный подвал, где при свете фонаря поблескивали какие-то части машин; милиционер; белая собака, набитая сторублевками, и отчаянные слова дяди Гурия… Все это, казалось,
И Васька сегодня не пришел в школу. Наверное, он тоже сейчас в суде.
Обедом его тоже кормила Тая. Суд, должно быть, еще не кончился. После обеда Володя вышел во двор.
По тропинке, проложенной в глубоком снегу, он прошел до навеса, заваленного снегом почти по самую крышу. Заглянул под навес — там было темно и пахло пылью и кроличьими клетками.
Услыхав, как стукнула калитка, Володя обернулся. Во двор влетел Васька.
— Вовка! — заорал он отчаянным голосом. — Спасай меня, Вовка!
Перемахнув через сугроб, он скрылся под навесом. Когда Володя скатился по сугробу вниз, Васька стоял в самом дальнем углу за пустыми клетками.
— Бежать мне надо, — торопливо проговорил он, — скрываться. Я в суде все рассказал…
В это время кто-то громко завыл на дворе. Выглянув из-за сугроба, Володя увидел тетку. Подняв к сияющему небу свое опухшее от слез лицо, она бежала к дому. Ее руки были подняты, словно она сдавалась в плен. Рядом с ней бежала Муза и обеими ладонями держалась за теткину талию. Это она поддерживала тетку, а было похоже, будто они исполняют какой-то бойкий танец.
На крыльцо выскочила Тая и деловито проговорила:
— Скорей в избу, тетя Муза, ведите.
Они скрылись в доме. Васька прошептал из угла:
— На два года посадили дядьку-то.
— А твоего?
— Вывернулся. Он скользкий. Два года условно.
— Это как условно?
— Да вроде строгого выговора. Теперь он ободрился и так мне даст…
Володя тяжело задышал в воротник:
— Так уж и даст!
— Не думай, не испугается. Знаю я его, бандита. Жить не даст.
— Знаешь что, — горячо заговорил Володя, — давай жить вместе. Переходи и живи. Мама ничего, я ее уговорю. Или еще можно тайно на верщице жить. Скрыться. Кормить будем я и Тайка. Она вредная, но никогда не выдаст, хоть ее режь…
Слушая его речь, Васька только всхлипывал и вздыхал. Потом он строго сказал:
— Нет, нажился я в людях.
— Так ведь тайно. Никто и знать не будет…
— Да пойми ты, Вовка, нельзя мне здесь.
— Хочешь, я с тобой?
— Зачем тебе? — рассудительно заметил Васька. — Тебе этого не надо. У тебя жизнь хорошая.
Володя подумал и тоже рассудительно пояснил:
— Жизнь у меня одинокая.
— Я тебе письмо пришлю, как устроюсь. Тогда и приедешь. Понял? А ты выгляни за ворота, Капитон, может быть, там сидит — караулит.
Капитон сидел на скамейке у ворот с таким видом, словно поджидал Володю, зная, что тот сейчас выйдет. Задыхаясь больше, чем всегда, он спросил:
— Ваську не видел?
— Видел. Ну и что?
— Где он?
— А зачем?
— Где видел?
— Видел…
— И больше не увидишь. У нас теперь другая наука начнется. Сам учить буду.
Володе показалось, что сразу потемнело сияющее праздничное небо.
— Только посмей! — выкрикнул он и пошел прямо на Капитона.
А тот, большой и жирный, раскачивался на скамейке и хрипел:
— Ох, отойди ты сейчас от меня… ох, лучше отойди…
— Как же, — отрывисто дыша, с ненавистью сказал Володя и твердо сел на скамейку.
— Ух-х ты! — яростно выдохнул Капитон. Он вскочил с места и жирными кулаками сильно ударил по скамейке.
Володя даже не пошевелился. Он сейчас ничего не боялся. Он был полон той победоносной, упрямой решимости, которая всегда помогала ему в трудную минуту.
— Уйди отсюда! — прошептал Володя.
— Убью!
Володя спросил, суживая глаза:
— Кого? Вечканова? Я — сучок дубовый!
— Ух-х ты какой, ух какой, — захрипел Капитон, отступая к своим воротам.
Когда Володя вернулся под навес, там по-прежнему было тихо и особенно темно после ослепительного блеска снега.
Володя призывно свистнул. Ответа не последовало.
— Васька, это я! — позвал он.
И снова не получил ответа. В сумраке пахло прелым деревом и кроликами. Володя тоскливо и злобно еще раз позвал:
— Васька!
Хотя для него было совершенно ясно: кричи не кричи — все равно никто не отзовется. Не видать ему больше Васькиных золотистых веснушек, не услыхать шепелявого голоса, которым он говорил в пьесе. Да и самой пьесы никто теперь не увидит: без Васьки — какой же может быть спектакль?
Вот так и получилось, несмотря на все старания взрослых. А может быть, получилось бы лучше, если бы они не так старались? Может быть, надо было бы собраться всем ребятам да рассказать взрослым, как их ловко обманывает Капитон. Неужели сами-то они ничего не видят? И неужели нет на свете такого человека, умного и решительного, друга-товарища, который бы все сразу понял и кинулся бы на помощь?
Так думал Володя, стоя под навесом и вытирая горячими ладонями отчаянные мальчишеские слезы.
ВЕСНА
РАЗНЫЕ СОБЫТИЯ
Весна появляется неожиданно. О ее приходе всегда узнаешь с опозданием: вдруг утром в прихожей как-то по-особенному хлопнет дверь и кто-нибудь скажет веселым голосом:
— Вот и весны дождались!
Как это они узнают? Вот этого Володя не мог понять.
Сегодня он встал и, как всегда, открыл форточку, прежде чем делать зарядку. И тут с улицы начал вваливаться в комнату такой необыкновенно густой и пахучий воздух, что Володя растерялся. А тут еще на краешек форточки прыгнул воробьишко и, покосившись на Володю своим черным глазком, чирикнул что-то, должно быть, очень смешное. Сейчас же на всех ветках громко затрещали воробьи. Они вертели головками, заглядывали в комнату и явно посмеивались над Володей. Ему так и показалось, будто они хихикают.