Море житейское
Шрифт:
– С чего в нижний? Давай уж в верхний.
– Какой верхний? Я говорю, в Нижний Новгород! Оттуда пошло ополчение. Россию спасали от иностранщины. Вся надежда на Нижний. У меня предок в ополчении был. Моя прапра какая-то бабка все драгоценности отдала.
– Все равно бы ты пропил, - поддевает Серега.
– Ваше поколение слиняет, совковое, жизнь наладится.
– Не гони седых, - говорит старик, - придут рыжие.
– Пьем, да не больше некоторых!
– Лысый хочет договорить.
– Не те, конечно, нынче нижегородцы, их горьковчане подпортили. Надо знаете что? Надо восстановить гордость русского человека. Надо
– Тебя еще не звали на трибуне выступать?
– насмешливо говорит Се-рега.
– Ты и Жириновского переговоришь. Надо нам эту власть валить. Майдануть ее. Коррупционную.
– Тьфу, - плюется старик, - дурак ты и не лечишься. Болотник ты, больше никто. Валить ее для кого? Для окончательного ворья? Для жи-довни? Вы что, не видите, что все, кроме русских, с ума сошли? Да на эту нынешнюю власть молиться надо!
– Именно!
– восклицает лысый.
– Я хоть в церковь не хожу, но священников слушаю. Не политиков же слушать. Священник говорит: вы молитесь, чтоб вам лучше стало? Да вы молитесь, чтоб хуже не было!
Появляется Сенька. Издалека победно вздымает сумку. Подходит дворник, показывает, что надо тут подмести.
– Успеешь. Вначале выпей.
– Не могу, нельзя, - отговаривается дворник.
– Как это нельзя? Ты же в России! Ты куда заявился? Ты почему неподготовленным приехал?
Но выпьет ли дворник, выпьет ли Сенька и кто выиграет пари, мы не знаем. Компания оживилась, ей сейчас хорошо, ей сейчас не до России.
РАССТРЕЛ
Бесовщина в том и состоит, чтобы прикидываться святостью. На праздник Рождества Богородицы, ни раньше, ни позже, началось противостояние, логически рассчитанное на переход в братоубийство. Дни противостояния вспоминаю как фильм ужасов: русские избивали русских. То-то было счастья бесам, сидящим у телевизоров, наблюдать бойню. ОМОН был особенно жесток, некоторые надевали черные тряпки на лица, но в основном лупили в открытую.
Думаю, что я нагляделся на всю жизнь. Вот женщина, ее волокут за ноги по булыжнику Красной Пресни, вот мужчина, седой, старый: «Сынки, сынки, я ж воевал, сынки!» И его бьют «сынки». Тут и заграничные прозрачные щиты, тут и запах «черемухи»... Вот уже и кровь -мужчине щитом рассекли лицо.
Где вы, фонды и партии, ассоциации и движения, куда делись? Где ваши громокипящие программы и уставы, где гром оваций ваших съездов и конференций? Все было болтовней и трепом сытых амбиций. Чего ж вы склоняли имя России на все лады, где теперь те щели, куда вы забились? Да выползете небось к выборам, тут вам, при вашем честолюбии, не устоять. И оппозиция у нас будет на диво. Скажет один федеральный думец: «Президент - хороший реформатор», но тут же выскочит оппозиционер и смело заявит: «Я категорически не согласен: президент не просто хороший, он очень хороший!» Вот какая будет оппозиция.
Русские стояли против русских. Русские оскорбляли русских. Из-за политиков?
Да. Чугунными лбами уперлись политики, разделяя людей.
Ночь перед расстрелом Дома Советов была ознаменована приходом демократов на защиту Моссовета. Этот Моссовет сами же они разгонят через два дня, а пока создавали кукольные баррикады, одолеть которые мог бы молоковоз. Жители близлежащих домов радостно валили с балконов ненужное старье, также волокли мусорные контейнеры на колесиках, стаскивали елочки и липы в деревянных кадках, но в основном пили и закусывали. Утром пустая заграничная тара гремела и звенела под ногами. Но тщетно старухи пытались отыскать бутылки на сдачу, нет, кооператоры поили нестандартным пойлом. Очень гуманитарно помогал Запад тем, кто калечил Россию. На улицу вывели динамики, визжало радио «Эхо Москвы». Дураки слушали.
Утром по этому радио сказали, что шесть военно-полевых кухонь повезли завтрак защитникам Красной площади. Я пошел посмотреть. Нет, кухонь не было, как и защитников. Баррикады, опять же игрушечные, топорщились у Исторического музея и у собора Василия Блаженного. От «Белого дома», который вскоре почернеет, слышались выстрелы. Знатоки говорили: «БМП... А это БТР». У мавзолея сменился караул. Но не примаршировала смена от Спасских ворот, а вышла из-за мавзолея, от бюстов Сталина и Калинина. Вышла без карабинов, взяла их у тех, кто отстоял, и встала на их места.
Как-то все в Москве сразу запаршивело и опаскудилось: мусор никто не вывозил, транспорт в центре лихорадило. Люди шли пешком.
Думаю, что пропускали к Дому Советов специально, чтобы одно из двух: или увеличить число убитых, или загородить храбрую технику, обстреливающую прямой наводкой здание. Приученная демократическим телевидением к непрерывным зрелищам убийства толпа как-то не воспринимала, что убийство идет не в кино, а всерьез. Когда стали бить тяжелые орудия танков, вот тут многие поняли: в сегодняшней России может быть все что угодно, в ней нет закона, есть сила; нет права, есть оружие. Пулеметные и автоматные очереди сливались в небывалый барабанный бой, близкий свист шальных пуль заставлял приседать даже отчаянных. Когда тащили раненых, а может, убитых, к ним особенно прытко неслись телеоператоры.
Потом, назавтра, я сходил к тому месту, где стоял в день обстрела, около трансформаторной будки. Уже мальчишки искали гильзы, уже туристы покупали их две за доллар, уже мир, ближний и дальний, насмотрелся на братоубийство в прямом эфире. Помню отчетливо, что иногда, когда пули сухо и звонко обозначались вблизи или чиркали по асфальту, охватывало чувство: «А! И пусть убьют! Так и надо! Чем я лучше любого из тех, кого убивают?»
Разве же дело в Ельцине? В своре грабителей, ринувшихся за ним?
Дело же в России. Как ей жить, куда ее тащат, на какое всемирное позорище, какие упыри и вурдалаки присосались к ее артериям, за что нам такое издевательство? Когда это было, чтобы желтый телец правил бал в России, чтобы ползали на брюхе перед заезжей валютой и называли это вхождением в мировой рынок? Чтобы все застарелое барахло, всю питьевую и продовольственную залежь валили к нам, как в дыру, а?! Доллар только на сутки испугался и отполз немного, а вскоре опять воспрянул.
...Били прямой наводкой страшными снарядами, визжали пули, толпа стояла. Нет, не все, как две сучки недалеко от моста, радовались попаданиям - в основном молчали. Полковник, стоявший рядом, стал говорить, что вот если бы пойти всем к танкам, то танки бы не стали стрелять, что можно плащом закрыть смотровые щели. «Идемте!» - сказал я. Полковник отказался - он в форме, неудобно. И только подвыпивший парень все ходил за мной и все говорил: «Батяня, пошли на танки!» Только он.