Моргенштерн (сборник)
Шрифт:
Ездок свесился с седла и близоруко прищурился.
— Олле, Антор! Неужели это ты?
— Олле’ла, дружище! — обрадовался Антор.
Он узнал его: то был дом Турн, его старинный знакомец по годам учения в Гонгуре. В ту пору дом Турн слыл молодым богатым бездельником, известным не столько успехами в учёных занятиях, приличествующих молодому домину, сколько дерзкими выходками, в коих Антор охотно принимал участие. Худой и гибкий, он вместе с рослым и ширококостным Турном составлял отличную пару, всегда готовую к рискованным ночным похождениям. Однажды они забрались в алтарь храма Жёлтой богини и до полусмерти перепугали почтенных жриц. В другой раз Турн с Антором на плечах за ночь обошли всю Медную улицу и перевесили все наддверные вывески, за что впоследствии получили изрядный нагоняй от наставника… И, конечно, женщины: Антор не припоминал ни единого случая, когда Турн ночевал бы в своей постели. Да, это было весёлое время.
Потом судьба сталкивала их довольно часто. В этом году они, однако, ещё не виделись: ходили даже слухи, что дом Турн забросил развлечения и всерьёз занялся математическими науками.
— Удачно мы встретились! Составишь мне компанию? Садись ко мне, — Турн наклонился к уху единорога и что-то шепнул. Умный зверь осторожно встал на колени, позволяя новому седоку взойти к себе на спину.
Антор немного подумал, потом сел спиной к Турну. Упёршись плечами в широкие лопатки друга, он приготовился смотреть на убегающую назад дорогу.
— Ну что? Рассказывай! — Турн был, как всегда, нетерпелив. — Говорят, у тебя новая любовь? Собирать ли нам золото на твоего наследника?
— Если я когда-нибудь вознамерюсь продолжить род, я сам заплачу материнский выкуп, — Антор стиснул челюсти, — пусть даже это будет простая крестьянка. Прости, но ты знаешь, как я к этому отношусь.
— И ты меня прости, — дом Турн, извиняясь, понизил голос, — я не имел в виду ничего дурного. Просто молодой Уон с Рея — помнишь ли его? — так вот, он прилюдно объявил, что желает продолжить род, и непременно от домины Фиоры.
Антор невольно присвистнул.
— Домина Фиора так богата, что может уже не думать о материнских деньгах, — сказал он. — Я думал, она давно перестала рожать.
— Все так думали… Но ей заблагорассудилось снова иметь потомство. Они сошлись на пятидесяти двух дюжиандах золотом за девочку, и семидесяти шести — за мальчика.
— За такие деньги я сам готов родить, — не удержался Антор.
— Не ты один, дружище! Но природа не одарила нас теми частями, о которых так интересно рассказывала госпожа Керина на уроках анатомии, — Турн разулыбался, видимо, вспоминая молодые годы и высокоучёную госпожу Керину: уж её-то анатомию он изучил досконально.
— Так или иначе, Уон стал искать деньги. К сожалению, он не домин, и наш кредит ему недоступен. У него было пятьдесят дюжианд из собственных средств. Он собрал ещё дюжину, и решил рискнуть. Домина Фиора сошлась с ним и совершила зачатие. Сейчас она на седьмом месяце, и жрецы Жизни сходятся на том, что это будет мальчик. Мы собираем недостающие средства для Уона, ведь он наш друг, и мы не можем допустить позора…
— Я ничего не могу дать, — помрачнел Антор, — прости, но мои сбережения на исходе. Я не знаю, чем буду платить своим людям, если случится большое несчастье. Сейчас я уже с трудом покрываю текущие страховые случаи… Но я найду дюжианду-другую серебра, хотя мне это будет тяжело.
— Всё же принеси хоть что-нибудь, — дом Турн стал серьёзным, — мы ведь соученики, когда-то ели один хлеб, и наш товарищ сейчас в беде.
— Эту беду навлёк на себя он сам, — Антор почувствовал раздражение, — покупать наследника за такие деньги — это безумное тщеславие… Но я внесу свою часть, когда вернусь домой. Уон — и мой друг тоже.
— Благодарю, Антор, — дом Турн чуть качнулся в седле, но быстро выпрямил спину. — Ты знаешь, я мог бы один заплатить за него… но это было бы неправильно. Уон решит, что друзья по учению им пренебрегают из-за его незнатного рождения. Полагаю, что всё дело в этом. Потомство от домы Фиоры — это, прежде всего, безукоризненное происхождение, а оно стоит таких расходов…
— Ну конечно, — не удержался молодой домин, — ещё недавно «безукоризненным» называли происхождение, купленное за дюжианду золота. Кажется, в этом мире стало очень много денег. Все ходят в золоте. Кроме меня.
Турн обиженно промолчал.
Солнце поднялось уже высоко, и ароматы утра блекли, прибитые приближающимся полуденным зноем. Антор, прижавшись к спине друга, наслаждался мерным, чуть укачивающим движением: единорог шёл ровной иноходью, стараясь не беспокоить седоков.
— Про тебя ходят разные слухи, — Антор решил сменить тему. — Говорят, ты предался затворничеству, и спишь среди книг?
— Ну, насчёт затворничества — сам знаешь, какой из меня затворник, — дом Турн фыркнул, — а вот насчёт книг — это правда. Ты же помнишь, что из всех наук мне лучше всего давалась математика. Так вот, мне кажется, что я ухватил нечто важное в учении о касательных линиях.
— В учении о касательных всё важное уже сказано мастером Тропом в его трактате о сечениях фигур, — разочарованно вздохнул Антор.
— Я занимался стяжением сечений к касательной. Изучая этот вопрос, я натолкнулся на некие сложности в тригонометрии. Речь идёт о малых изменениях линий, настолько малых, что их можно считать неизмеримо малыми, но всё же отличными от нуля. Я пытаюсь построить исчисление этих величин.
— Мне это напоминает завиральные идеи дома Гулега о бесконечно-малом… Кстати, где он? О нём давно ничего не слышно.
Антор почувствовал лопатками, что спина друга напряглась.
Ответил тот не сразу.
— Мы теперь о нём долго не услышим.
— Что с ним? Он болен? — Антор по-своему любил этого соученика — странного длинноносого парня с печальным лицом, вечно погружённого в свои вычисления.
— Хуже.
— Он потерял имя, состояние? Как это произошло?
— Нет, не это. Он ударил человека железом.
Антор ощутил внезапный озноб — будто по коже проползло что-то мокрое и холодное, мерзкое.
— Как это произошло?
— Ты же помнишь, какой он рассеянный, и как быстро приходил в ярость, когда ему мешают… Он сидел в своём саду, работал над какой-то научной задачей. К нему пришли крестьяне и стали требовать правосудия по какому-то делу. Он просил их подождать, но те настаивали на том, чтобы он лично исполнил долг домина. Дом Гулег отложил свои бумаги и рассудил их, но проигравший остался недоволен и потребовал нового рассмотрения… Тот не захотел снова слушать уже решённое дело, и оставил своё решение в силе… Всё закончилось тем, что крестьянин, обезумев от злобы, подошёл и разорвал бумаги…