Моргенштерн (сборник)

Харитонов Михаил Юрьевич

Художник осмелился взяться за самое сложное — изобразить Клятву Доминов.

На опалённой огнём равнине, среди обрушившихся стен и горящих развалин, стояли Великие. Пять мужчин и две женщины. Рей Драконоубийца, основатель Сословия Доминов, в железных доспехах без шлема, с развевающимся длинными волосами. На изуродованном шрамами лице застыла горечь и ненависть: отец и братья его были пленены человекоядным драконом и сожраны в пещере-ловушке, один за другим… Арх Справедливый, составитель Кодекса Доминов — светловолосый юноша с открытым и честным лицом. Было видно, что меч он держит с трудом — в детстве его руки были искалечены химерой… Аристокл Широкий — мудрец, познавший природу богов — не держал меч, а тяжело опирался на него: к тому времени он был уже глубоким старцем, претерпевшим гонения суеверов-идолопоклонников… Зато Керк Каменный, с мрачным лицом и тяжёлым взглядом исподлобья, держал тяжёлую стальную полосу как пушинку: его огромные руки кузнеца привыкли к молоту. Он прославился тем, что открыл способ выплавки железа из руды, а не из болотных осадков… Метт Золотой Кошель — коренастый, крепкий, с большим животом — неловко стискивал кончик рукояти. Он не владел воинскими искусствами, зато умел приумножать богатства. Изобретённая им схема страхования земель стала основой экономического устройства Сословия.

Рядом стояли женщины. Гекта Безобразная, знаменитая лучница, гроза химер — её художник изобразил не уродливой, а просто мужеподобной: в лёгком шлеме, с саблей у пояса и огромным роговым луком за спиной. И Мана Родоначальница, золотоволосая красавица: она родила детей всем основателям Союза, кроме старика Аристокла. Согласно легенде, материнский выкуп она брала не деньгами, а головами чудовищ… Её маленький меч лежал у ног: красивая, но ненужная игрушка той, чьё оружие — бёдра.

Каждый из Семерых был изображён по-своему, но вся группа составляла неразложимое на части единство. Необычайное искусство художника соединило вместе идеи тождества и различия — как в знаменитом изречении Аристокла: "всякое множество тем или иным образом причастно единому".

Впечатлительный Антор очнулся от восторженного созерцания, когда над ухом раздалось:

— Насмотрелись? Потрясающе, правда? Последняя работа старика Дворкина с Зелёного Острова. Она ему обошлась в десять лет трудов, несколько вёдер красок и кучу нервов. Но помяните моё слово — старик заработал себе местечко в истории искусств, и не последнее… Да, не последнее!

Молодой домин вздохнул: похоже, новый знакомец был и в самом деле не слишком хорошо воспитан. И тут же не без неловкости вспомнил, откуда тот родом: Дикие Острова — это тебе всё-таки не Гонгур.

— Должно быть, — в разговор вступил дом Турн, — это стоило старику половины состояния.

— Ну, не то чтобы половины, — протянул Сервин, — старый лис богат, как дюжианда драконов. Но всё же он дал меньше, чем был готов заплатить я. А я так хотел пополнить свою коллекцию! Я увлекаюсь современной живописью, но мне не везёт: всё лучшее перехватывают другие. И не только в области живописи, к большому моему сожалению. Дом Сеназа нас сегодня ещё удивит, помяните моё слово.

Антор пропустил болтовню Сервина мимо ушей. Ему хотелось одного: чтобы друзья ушли и оставили его наедине с полотном.

Странно, но толстокожий Сервин это понял.

— Пойдёмте отсюда, мой дорогой друг, — захлопотал он вокруг дома Турна, — оставим дома Антора любоваться искусством. Поверьте, когда встречается настоящий шедевр и настоящий ценитель — все остальные лишние, как в любви… Пойдёмте, пойдёмте, вы ещё успеете вдоволь наговориться… Только не пропустите, дорогой друг, начало праздника. Не заставляйте хозяина сожалеть о своей любезности…

Антор не ответил, погружённый в созерцание картины.

От раздумий его отвлёк звон гонга: гостей звали в главную залу. Следовало поторопиться. Огорчать хозяина своим отсутствием было бы крайне невежливо.

Когда Антор, наконец, одолел хитросплетения коридоров, гости были уже в сборе. В огромном зале, увенчанном высоким мозаичным куполом, собралось никак не меньше дюжианды людей. Зал гудел от шума разговоров, звонких "олле!" и шлепков ладоней. В левой половине зала звенел женский смех: судя по всему, это благородные домины обсуждали достоинства присутствующих здесь мужчин. Антор поискал глазами Эстру, и нашёл её: в роскошном зелёном платье с газовыми рукавами и открытой спиной, она увлечённо шептала что-то на ушко домине Нелии, прозванной Золотой Лисицей. Эта рыжеволосая красотка, когда-то гремевшая на праздниках и балах, сейчас заметно постарела, измотанная частыми родами. Но Нелия хотела иметь большое потомство: это чрезвычайно укрепляло её позиции в сложном мире богатых женщин-аристократок. У неё уже было двенадцать детей, в основном — южных и восточных родов. Госпожа Эстра уже намекала Антору, что Золотая Лисица недавно снова родила сына, но вот кому — неизвестно.

Похоже, она решила выяснить этот волнующий вопрос во что бы то ни стало: Эстра не отходила от Нелии ни на шаг. Завидев Антора, она послала ему лукавый и манящий взгляд, но наперстницу не покинула. Молодой дом галантно приложил руку к губам, изображая глазами уместные в такой ситуации чувства: скорбь и желание. Однако, в этот миг его окликнули, и он, забыв о своей любовнице, с удовольствием занялся светским общением.

Вскоре он обнаружил себя в кружке старых приятелей: кроме дома Турна, там были Эльхас и Тим, соученики Антора, а также домы Орм и Гау Белобровый.

Последнего было легко узнать по линялому камзолу, который тот носил с упорством, достойным лучшего применения, уже который год. Молодой и категоричный Антор долго считал такую скупость неприличной — пока сам не побывал на Гау, холодном и иссушённом ветрами островке Большой Гряды, где хороший урожай был редкостью, а страховые случаи наступали через два года на третий. С тех пор Антор искренне зауважал своего экономного друга — но всё-таки часто ловил себя на мысли, что предпочёл бы видеть его лучше одетым. Однажды он поделился своими мыслями с Тимом, и тот неожиданно метко заметил, что вид чужой бедности пугает людей среднего достатка — потому что напоминает о неприятной перспективе, к которой они опасно близки. Антор тогда согласился с другом: в ту пору от незавидного положения дома Гау его отделяли всего лишь три-четыре крупные выплаты, и он это слишком хорошо помнил…

Разговор шёл на обычные светские темы: обсуждались женщины, научные открытия и божественное. Сначала дом Орм похвастался, что ждёт ребёнка от некоей прекрасной госпожи — каковое рождение всех удивит, а в перспективе и прославит его род. Потом обсудили женские достоинства домины Хельги — благо, любвеобильная женщина не обошла вниманием никого из присутствующих. Последним по счёту оказался дом Эльхас, чей рассказ был выслушан с большим вниманием. Судя по всему, Хельга с годами приобрела богатый опыт, нисколько не потеряв в темпераменте… Дальше дом Турн повернул разговор на свои малопонятные математические занятия. Антору стало скучно — но тут дом Тим вспомнил о последней скандальной проповеди Хингра из гонгурского храма Белой Богини, и все оживились.

— Почему-то каждый считают себя знатоком теологии, — недовольно пробурчал дом Турн, недовольный таким поворотом разговора. — Как говоришь о математике — все скучают. А вот про божественные предметы языком чесать — это пожалуйста.

— Знание божественного заключено в сердце каждого человека, — тут же отреагировал дом Эльхас, только что увлечённо отстаивавший еретичность мнений Хингра.

— В сердце — да, но не в разуме, — отбрил дом Турн. — Помнишь, как мы сдавали теологию мастеру Оле? Тогда ты рассуждал о богах не так бойко…