Моргенштерн (сборник)
Шрифт:
Художник осмелился взяться за самое сложное — изобразить Клятву Доминов.
На опалённой огнём равнине, среди обрушившихся стен и горящих развалин, стояли Великие. Пять мужчин и две женщины. Рей Драконоубийца, основатель Сословия Доминов, в железных доспехах без шлема, с развевающимся длинными волосами. На изуродованном шрамами лице застыла горечь и ненависть: отец и братья его были пленены человекоядным драконом и сожраны в пещере-ловушке, один за другим… Арх Справедливый, составитель Кодекса Доминов — светловолосый юноша с открытым и честным лицом. Было видно, что меч он держит с трудом — в детстве его руки были искалечены химерой… Аристокл Широкий — мудрец, познавший природу богов — не
Рядом стояли женщины. Гекта Безобразная, знаменитая лучница, гроза химер — её художник изобразил не уродливой, а просто мужеподобной: в лёгком шлеме, с саблей у пояса и огромным роговым луком за спиной. И Мана Родоначальница, золотоволосая красавица: она родила детей всем основателям Союза, кроме старика Аристокла. Согласно легенде, материнский выкуп она брала не деньгами, а головами чудовищ… Её маленький меч лежал у ног: красивая, но ненужная игрушка той, чьё оружие — бёдра.
Каждый из Семерых был изображён по-своему, но вся группа составляла неразложимое на части единство. Необычайное искусство художника соединило вместе идеи тождества и различия — как в знаменитом изречении Аристокла: "всякое множество тем или иным образом причастно единому".
Впечатлительный Антор очнулся от восторженного созерцания, когда над ухом раздалось:
— Насмотрелись? Потрясающе, правда? Последняя работа старика Дворкина с Зелёного Острова. Она ему обошлась в десять лет трудов, несколько вёдер красок и кучу нервов. Но помяните моё слово — старик заработал себе местечко в истории искусств, и не последнее… Да, не последнее!
Молодой домин вздохнул: похоже, новый знакомец был и в самом деле не слишком хорошо воспитан. И тут же не без неловкости вспомнил, откуда тот родом: Дикие Острова — это тебе всё-таки не Гонгур.
— Должно быть, — в разговор вступил дом Турн, — это стоило старику половины состояния.
— Ну, не то чтобы половины, — протянул Сервин, — старый лис богат, как дюжианда драконов. Но всё же он дал меньше, чем был готов заплатить я. А я так хотел пополнить свою коллекцию! Я увлекаюсь современной живописью, но мне не везёт: всё лучшее перехватывают другие. И не только в области живописи, к большому моему сожалению. Дом Сеназа нас сегодня ещё удивит, помяните моё слово.
Антор пропустил болтовню Сервина мимо ушей. Ему хотелось одного: чтобы друзья ушли и оставили его наедине с полотном.
Странно, но толстокожий Сервин это понял.
— Пойдёмте отсюда, мой дорогой друг, — захлопотал он вокруг дома Турна, — оставим дома Антора любоваться искусством. Поверьте, когда встречается настоящий шедевр и настоящий ценитель — все остальные лишние, как в любви… Пойдёмте, пойдёмте, вы ещё успеете вдоволь наговориться… Только не пропустите, дорогой друг, начало праздника. Не заставляйте хозяина сожалеть о своей любезности…
Антор не ответил, погружённый в созерцание картины.
От раздумий его отвлёк звон гонга: гостей звали в главную залу. Следовало поторопиться. Огорчать хозяина своим отсутствием было бы крайне невежливо.
Когда Антор, наконец, одолел хитросплетения коридоров, гости были уже в сборе. В огромном
Похоже, она решила выяснить этот волнующий вопрос во что бы то ни стало: Эстра не отходила от Нелии ни на шаг. Завидев Антора, она послала ему лукавый и манящий взгляд, но наперстницу не покинула. Молодой дом галантно приложил руку к губам, изображая глазами уместные в такой ситуации чувства: скорбь и желание. Однако, в этот миг его окликнули, и он, забыв о своей любовнице, с удовольствием занялся светским общением.
Вскоре он обнаружил себя в кружке старых приятелей: кроме дома Турна, там были Эльхас и Тим, соученики Антора, а также домы Орм и Гау Белобровый.
Последнего было легко узнать по линялому камзолу, который тот носил с упорством, достойным лучшего применения, уже который год. Молодой и категоричный Антор долго считал такую скупость неприличной — пока сам не побывал на Гау, холодном и иссушённом ветрами островке Большой Гряды, где хороший урожай был редкостью, а страховые случаи наступали через два года на третий. С тех пор Антор искренне зауважал своего экономного друга — но всё-таки часто ловил себя на мысли, что предпочёл бы видеть его лучше одетым. Однажды он поделился своими мыслями с Тимом, и тот неожиданно метко заметил, что вид чужой бедности пугает людей среднего достатка — потому что напоминает о неприятной перспективе, к которой они опасно близки. Антор тогда согласился с другом: в ту пору от незавидного положения дома Гау его отделяли всего лишь три-четыре крупные выплаты, и он это слишком хорошо помнил…
Разговор шёл на обычные светские темы: обсуждались женщины, научные открытия и божественное. Сначала дом Орм похвастался, что ждёт ребёнка от некоей прекрасной госпожи — каковое рождение всех удивит, а в перспективе и прославит его род. Потом обсудили женские достоинства домины Хельги — благо, любвеобильная женщина не обошла вниманием никого из присутствующих. Последним по счёту оказался дом Эльхас, чей рассказ был выслушан с большим вниманием. Судя по всему, Хельга с годами приобрела богатый опыт, нисколько не потеряв в темпераменте… Дальше дом Турн повернул разговор на свои малопонятные математические занятия. Антору стало скучно — но тут дом Тим вспомнил о последней скандальной проповеди Хингра из гонгурского храма Белой Богини, и все оживились.
— Почему-то каждый считают себя знатоком теологии, — недовольно пробурчал дом Турн, недовольный таким поворотом разговора. — Как говоришь о математике — все скучают. А вот про божественные предметы языком чесать — это пожалуйста.
— Знание божественного заключено в сердце каждого человека, — тут же отреагировал дом Эльхас, только что увлечённо отстаивавший еретичность мнений Хингра.
— В сердце — да, но не в разуме, — отбрил дом Турн. — Помнишь, как мы сдавали теологию мастеру Оле? Тогда ты рассуждал о богах не так бойко…