Моргейн
Шрифт:
— Я теперь уже не Лилл.
Вейни почувствовал, как его сердце сжалось. Взгляд этого человека действовал на него завораживающе.
— Тогда кто говорит со мной? — спросил он спокойным голосом. — Кто ты, кваджл? Кем ты был?
— Рох.
Комок подступил к его горлу. Он отвернулся.
— Убирайся отсюда. Сделай милость, оставь меня одного.
— Кузен, — сказал Рох мягко. — Тебя когда-нибудь интересовало, кто такая Моргейн?
Вопрос повис в воздухе, стали слышны потрескивание огня и свист ветра за узким окошком. Ему стало
— Полагаю, что кое-чем ты интересовался, — сказал Рох. — Ты не совсем слеп. Спроси себя, почему у нее только внешность кваджла, а сущность дьявола. Спроси, всегда ли она была честна с тобой?… Ты знаешь, что нет, особенно, когда это мешало ее темным замыслам. Спроси меня, как много во мне от Роха. И я скажу тебе, что душа моя — это Рох. Спроси, почему я спас тебя, ненавидящего меня? И я скажу тебе: потому что мы на самом деле кузены. Я чувствовал, что должен спасти тебя, потому что мои импульсы человеческие. А человек ли она? Меньше, чем кто бы то ни было здесь, чья кровь лишь наполовину чиста. Спроси себя, кому ты поклялся, нхи Вейни.
— Уйди от меня! — закричал Вейни, и дверь распахнулась, вооруженные стражники в ту же секунду влетели внутрь с оружием наизготовку. Но Рох поднял руку и остановил их.
— Желаю тебе спокойной ночи, — пробормотал Рох и удалился.
Дверь затворилась. Послышался звук закрывающейся снаружи щеколды.
Вейни отдышался, сидя на скамейке возле огня.
Полено разломилось, и языки пламени моментально побежали вдоль него и погасли на конце. Он смотрел на тлеющие угольки, и ему казалось, что пол заходил у него под ногами, подобно тому, как он падал в пространство между Вратами.
Снаружи блеяли животные. Он слышал отдаленный звук встревоженных голосов и осознавал, что какое-то странное дрожание проходит через все его мускулы, но земля оставалась спокойной. Наконец он тяжело вздохнул и стал смотреть на огонь, до тех пор, пока от света и тепла, согревающих его, глаза не закрылись.
9
Утром появились стражники. Слуги, вносившие еду и воду, неожиданно наполнили пространство шагами, звуками открывающихся задвижек и дверей. Соблазнительные запахи появились вместе с блюдами на подносах.
Вейни поднялся на ноги возле угасающего очага. Все тело ныло. Боль в опухших стертых ногах заставляла его жестоко страдать, от отчаяния он начал колотить по стене. Копья в руках стражей угрожающе опустились по направлению к нему. Слуги — неслышно ступающие люди с отметинами в виде багрового круга на лицах — уставились на него. Отметиной был также и страх в их глазах, обязательный и постоянный.
— Рох, — сказал он слугам и стражам хриплым голосом, — пошлите за Рохом. Я хочу видеть его.
Этим утром он вспомнил о луке, потерянном, когда он был с Моргейн, и о том, что он поклялся совершить. О том, что он сказал ночью и чего не сказал.
Никто ему не ответил. Запуганные слуги смотрели по сторонам. Похожие на демонов с затененными глазами стражи-полукровки с одинаковыми лицами смотрели на него без всякого выражения.
— Мне нужна смена одежды, — сказал он слугам.
Они шарахнулись от него, словно он был дьяволом, и, на всякий случай спрятавшись за стражников, стали потихоньку удаляться.
— Огонь почти погас, — закричал он им. Необъяснимая паника взяла над ним верх и заполнила холодную темную комнату, в которой он находился. — Этого не хватит на весь день!
Слуги удалились. Стражники тоже вышли, закрыв дверь. Задвижка вернулась на место.
Он задрожал, гневаясь сам не зная на кого — на Роха, на лордов этой крепости, на самого себя, пришедшего сюда добровольно. Он стоял и смотрел на дверь, понимая, что нет такой силы, которая может открыть ее, и никакой крик не принесет ему свободы. Он оперся на стол и сел на край скамьи, холодно размышляя, вспоминая каждую дверь, каждый поворот, каждую деталь в крепости и снаружи. Где-то в Охтидж-ине — он пытался вспомнить эту комнату — была Джиран, которой он не мог помочь.
Он попил того, что оставили слуги, урывками соображая, что его хозяева не дадут ему ни огня, ни еды в течение всего дня.
Он ел рассеянно, все время представляя себе эту крепость — ее коридоры, ворота, расположение охраны, опять и опять приходя к одному и тому же заключению: он не может невидимым пройти через все барьеры, не сможет уйти от них на этой земле, которой не знает, пешим, не будучи знаком с ландшафтом и дорогой, на которой его враги могут легко найти его.
Только Рох приходил и уходил по этой дороге.
Только Рох может вывести его на дорогу, и это будет ценой его свободы.
Пища безвкусно падала в желудок, в то время как он прикидывал, чего ему будет стоить попасть в Абараис, если он доверится Роху.
Уничтожить Роха — вот что она приказала ему сделать, и он поклялся сделать это и не мог ни освободиться, ни убежать, будь то честный или бесчестный поступок. Честь не обсуждалась между илином и лио.
Не было необходимости волноваться, что случится с ним потом. Это не имело никакого отношения к его клятве. Это больше не давило на его сознание. Это освобождало его от обязательств.
Он неожиданно почувствовал себя уютно, зная границы своего существования, зная, что больше нет необходимости бороться против всех увещаний Роха. Наконец он прикинул все возможности и понял все, что необходимо было понять.
Никто так и не входил в комнату. Длинный день миновал. Вейни подошел к узкому окну, позволявшему видеть лишь кусочек неба, и отодвинул деревянную ставенку, закрывавшую щель. За ней не было видно ничего, кроме каменной стены, до которой он почти мог дотянуться вытянутой рукой. Он оперся на подоконник и попытался посмотреть вниз. Внизу был выступ. Слева тоже виднелись выступы башни, которые ограничивали обзор. Справа была другая стена, ее также можно было потрогать.