Мориарти. Последняя глава
Шрифт:
— Я постараюсь забрать вас, Профессор, — сказал Харкнесс, — но, боюсь, на Лестер-сквер, когда вы выйдете, будет немного жарко.
— Обо мне, Бен, не беспокойся. Я дорогу найду. И два этих молодца знают, что делать. Учатся они быстро. Толк будет.
В этот вечер у входа в театр «Альгамбра» наблюдалось заметное оживление — желающих попасть на бенефис оказалось слишком много. Мориарти подумал, что поступил предусмотрительно, заранее отправив юного Таллина за билетами. Он сидел в глубине ложи, как всегда, не желая привлекать к себе внимания — всегда мог найтись кто-то, кто узнал бы его даже в гриме. «Осторожность лишней не бывает», — не уставал напоминать своим людям Мориарти. Даже уверенный в надежности маскировки, он старался не оставлять ничего на волю случая — недавний эпизод с фотографом Джои Коксом, был тем самым исключением, которое лишь подтверждает правило.
Обычно
Сегодня «Альгамбра» заполнялась разной публикой: места в партере и бельэтаже занимали солидные леди и джентльмены и те молодые щеголи, которые обожают всевозможные варьете: мужчины и женщины в вечерних нарядах, белых галстуках-бабочках и фраках, некоторые в парадной форме — люди иного положения, чем шумные и грубоватые завсегдатаи мюзик-холлов. Но приглушенный гул ожидания, торжественно-волнующий и немного нервный, присутствовал и здесь. Мориарти улыбнулся про себя, вспомнив, что в последний раз был здесь во время выступления иллюзиониста Доктора Ночь, уроки и образ которого он использовал затем при злополучном, неудавшемся покушении на жизнь принца Уэльского в 1894 году. [45]
45
См. «Возвращение Мориарти».
От воспоминаний отвлекло прибытие Беспечного Джека и его компании. Сегодня с ним было два телохранителя: громила и большой спорщик по имени Бобби Боукс и плотный коротышка Рустер Бейтс. При виде их из памяти сами собой выплыли строчки детского стишка:
Длинные ноги, бедра узки, С ноготь головка, не видно глазки.Коротышка Рустер вполне соответствовал этому описанию — узенькие глазки почти потерялись на пухлой физиономии.
К немалому удивлению Мориарти, Беспечный Джек приехал с женщиной, а точнее, с почтенной Нелли Флетчер, младшей дочерью виконта Питлокри, наследницей миллионов, не слишком разборчивой в выборе кавалера, большой любительницей азартных игр и рискованных приключений. Достойная была бы пара, — подумал Мориарти. — Как хорошо, что Дэнни позаботится о Беспечном Джеке именно сегодня — девушка выглядела невинной, а сексуальные наклонности Джека, о которых Профессор был наслышан, плохо совмещались с неопытностью. Одной из множества отвратительных его черт называли страсть к насилию. Джек Айделл определенно не был тем человеком, с кем вы могли бы оставить свою дочь. «Впрочем, и сына тоже», — заметил в разговоре с Мориарти один знакомый. «Любитель фиалок», — отозвалась о нем как-то Сэл Ходжес.
И действительно, Джек Айделл не привык сдерживать свои желания и позывы; чувства других людей им во внимание не принимались. «Лжец, обманщик, вор, бабник да еще и грязный содомит», — эту характеристику дал ему один обманутый банкир. «В сравнении с этим красномордым трассено [46] я просто Златовласка», — заметил как-то Мориарти в разговоре с Альбертом Спиром.
Но больше других из компании Джека Профессора заинтересовал ее пятый член. Ранее Мориарти не доводилось видеть Дэррила Вуда, этого здоровенного верзилу и весьма неглупого бандита, считавшегося правой рукой Джека.
46
Трассено (trasseno, trossano) — проныра, сволочь (арго).
«Беспринципный, жестокий и коварный тип», как отзывались о нем знающие люди. Говорили, что карманов у него вдвое больше, чем надо, а нужны они ему — чтобы складывать добычу, которую находит везде, куда бы ни пошел. Эмбер добавлял, что карманы у Дэррила Вуда резиновые,
Пока Мориарти наблюдал за прибытием Беспечного Джека, музыканты понемногу настраивали инструменты. В этот вечер состав оркестра значительно увеличился за счет, прежде всего, духовой секции. Заметил Мориарти также двух дополнительных барабанщиков, один из которых устроился за внушительным комплектом литавр. Похоже, зрителей ожидало большее, чем обычно, веселье.
Переводя дыхание, Мориарти уловил тяжелый запах табака, смешанного с разнообразными ароматами женских духов, объединявшихся общим названием «благоухание Аравии». Нюх у Профессора был хороший, и за сладкими цветочными букетами он уловил нотки человеческого пота, соединявшиеся с другими, витающими в воздухе и соперничающими друг с другом запахами.
Он прошел взглядом по заполненному публикой залу, задерживаясь на узнаваемых лицах, наблюдая за зрителями, над головами которых висела, подрагивая и кружась, сизая табачная дымка.
Взволнованный гул аудитории достиг, казалось, пика, когда дирижер постучал по пюпитру и поднял дирижерскую палочку. Зал погрузился в полутьму, голоса постепенно стихли, публика замерла в ожидании. И духовые протрубили: Тан-та-ра-ра-та-та-тум-та-ра-ра…
Занавес ушел вверх, открыв зрителям сотню мужчин и женщин в красных мундирах, синих штанах и гусарских киверах-базби, которые, маршируя на месте, разразились простенькой патриотической песенкой, написанной специально для этого случая и призванной направить мысли собравшихся на идущую в Южной Африке войну. К духовым, задавая четкий военный ритм, присоединились струнные и барабаны. «Я даже испугался, что крыша рухнет», — рассказывал позднее Мориарти. Певцы и танцоры, не переставая маршировать на месте, перестроились по четверо, вызвав восторженные аплодисменты и одобрительные возгласы. Компания Беспечного Джека присоединилась к большинству. Сам Джек наклонился к Боуксу и что-то сказал. Оба рассмеялись.
«Пусть повеселится напоследок», —подумал Профессор.
Хор закончил, сцена опустела, и оркестр приветствовал Юджина Страттона, комика с черным лицом и белыми губами, изображавшего из себя негра.
Плачут о ней Души моей струны, Моя любовь. Моя кровь, О, лилия, Королева лагуны…Танцевал он определенно лучше, чем пел, к тому же ритм мягкой чечетки умело подчеркивал контрапункт барабанов.
Далее последовали уже ставшие популярными номера: «велосипедистки-эквилибристки Кауфмана» — одетые в облегающие, весьма откровенные по тем временам костюмы девушки не только вытворяли нечто невероятное, но и вызывали вполне понятное восхищение мужской половины аудитории; чудо-жонглер Чинквалли со своим коронным номером «Человеческий бильярд»; и в завершении первой части программы — любимец публики Фреда Карно и его уморительные скетчи. [47]
В перерыве в ложу принесли стакан бренди, и Профессор с удовольствием его потягивал, наблюдая из-за сдвинутых декоративных шторок за Беспечным Джеком, который расхаживал по залу, приветствуя знакомых. За ним, приотстав на шаг, следовал Боукс. Джек заметно оживился, и обычное для него простоватое выражение Фермера Джайлса, [48] сошло с лица, сменившись обходительно-вежливым, с которым он и представлял друзьям почтенную Нелли Флетчер. Знающие люди поговаривали, что маска наивного простака — вытаращенные глаза, приоткрытый рот и походка враскачку — рассчитана на внешний эффект и имеет целью замаскировать проницательность и коварство. Какого-то определенного мнения на этот счет у Мориарти не сложилось.
47
Среди тех, кто в разное время появлялся с Фредом Карно, были Стэн Лорел и Чарльз Чаплин. Имя Фреда Карно попало, кстати, в солдатскую песню времен Первой мировой войны. «Мы армия Фреда Карно», — пели солдаты на мотив «Церковь наша опора». Обессмертила этого артиста Джоан Литтлвуд в своей песне «О, эта дивная война». — Примеч. автора.
48
Фермер Джайлс — хозяйственный, но немного ленивый житель доброй старой Англии. На жаргоне кокни Farmer Gilesозначает геморрой.