Мориарти. Последняя глава
Шрифт:
В ту теплую ночь много лет назад они втроем отправились к галерее Эгню на Олд-Бонд-стрит. Пейджет остался у двери — дозорным, а Мориарти, передав ему цилиндр и трость с серебряным набалдашником, встал на подставленные Спиром руки, сцепленные в замок, подтянулся к окну, достал из потайного кармана небольшой ломик, сдвинул внутренний запор оконной створки, поднял раму и проскользнул внутрь.
Он и посейчас помнил то ощущение неловкости, изумления и бесшабашного веселья. Что подумают его люди, когда узнают, как их хозяин прыгает через стены и влезает в окна? Такая воровская акробатика никак не соответствовала образу, который он сам им внушал. Помнил Мориарти и то близкое к оргазму возбуждение, которое испытал, когда вырезал портрет из рамы, пользуясь маленьким
С той ночи и по сей день портрет всегда был с ним и повсюду его сопровождал.
Талисман. [10]
За спиной у него откашлялся Терремант.
— Профессор, вы назвали меня Томом. Но меня зовут Джимом, сэр. Джеймсом.
Мориарти с неохотой оторвался от картины.
— Тебя ведь назвали Джеймсом Томасом, так?
— Да, сэр, но все знают меня как Джеймса. Точнее, Джима. Парни, когда хотят посмеяться, зовут Малюткой Джимом, ну, как Малютку Джона в историях про Робин Гуда.
10
В этом есть что-то странное, поскольку в ранних частях «дневников» говорилось о другой картине, служившей Мориарти талисманом — некоем портрете молодой женщины работы Жан-Батиста Греза. — Примеч. автора.
— Что мне тебе сказать, Том? У меня в семье было слишком много Джеймсов, так что для меня, когда я пожелаю назвать тебя по имени, ты всегда будешь Томом. А теперь подойди и сядь. Хочешь выпить? — Мориарти кивком указал на стул. Голова его при этом выдвинулась вперед и качнулась из стороны в сторону. Этот же нервный тик преследовал и его старшего брата и передался им по наследству то ли от отца, то ли от матери, а может, и от предыдущего поколения. Заметнее всего он проявлялся в моменты напряжения или сильного стресса, а в данном случае, учитывая, какие инструкции Мориарти собирался дать своему подручному, стресс определенно присутствовал.
— Твои приятели, Том, те, кого я называю своей «преторианской гвардией», вернутся в Лондон сегодня вечером.
Терремант пожал плечами.
— Так скоро?
— Да. Сегодня они уже были в Саутгемптоне, куда прибыли на борту «Канады», и сейчас, наверное, едут поездом в Лондон. Агент «Доминион лайн» в Хеймаркете заверил меня, что здесь они будут примерно в половине девятого. Ты встретишься с ними в баре «Становой якорь», что на Вест-Индия-Док-роуд, в половине десятого. — Профессор поднял бутылку и щедрой рукой налил бренди в стакан Терреманта. Янтарная жидкость вспыхнула и замерцала, слова отражая пульс света. — Пей, поможет справиться с холодом. Дальше. Я составил подробные инструкции для Альберта Спира. — Он подошел к письменному столу, взял четыре или пять листков толстой белой бумаги, испещренных мелким аккуратным почерком, пробежал их глазами, затем сложил пополам, провел ногтем по складке и опустил бумаги в конверт.
— Пей, — повторил он, и здоровяк сделал еще глоток. Мориарти тем временем запалил маленькую свечу, разогрел сургуч, капнул на клапаны конверта и в довершение прижал к сургучу личную печать, оставившую четкий отпечаток — букву «М», увенчанную венком и кинжалом.
— Вот. — Возвратившись к Терреманту, Профессор протянул письмо, адресованное Альберту Спиру. В правом верхнем углу значилось — «вручить лично в руки». — Передашь ему и никому другому. Пусть прочитает и действует соответственно. Не сомневаюсь, этими инструкциями он и с тобой поделится. Главное — чтобы не терял времени. Ты понял? Немедленно! — Последнее слово прозвучало резко и отрывисто, как удар хлыстом.
Терремант допил бренди, взял конверт и засунул его во внутренний карман.
— Все сделаю, Профессор. Не беспокойтесь. Бар «Становой якорь» на Вест-Индия-Док-роуд. Знаю это место. В половине десятого.
— Заведение уже несколько лет пользуется моей протекцией. — Мориарти хмуро улыбнулся и коротко кивнул. — Убедись, что за тобой никто не следит. Ну все, отправляйся. И вот что, Том…
— Да, Профессор?
— Не трепись. Прикуси язык. О моих планах никому ни слова. Ясно? И о том, чем я занимался здесь, а еще раньше в Вене, тоже. Все, что я делаю, идет на благо семьи. Ты должен ясно это понимать.
— Конечно, сэр.
— Не забывай.
— Мне привезти парней сюда?
— Не сегодня. Я снял для них комнаты у капитана Рэтфорда, на Лестер-сквер. Они об этом уже знают. Их там ждут.
За домом наблюдают. — Мориарти провел большим пальцем по правой щеке, и ноготь оставил заметную полоску — от глаза до подбородка. На самом деле за домом никто не наблюдал — никаких наблюдателей у него просто не было. В Лондон Профессор вернулся всего лишь двумя неделями ранее после растянувшегося на несколько лет отсутствия, а по возвращении обнаружил именно то, что давно подозревал: он не может больше доверять ни своей криминальной семье, ни ближайшим подручным из преторианской гвардии, и лишь с оговорками бывшей любовнице, Сэл Ходжес, матери его сына, Артура Джеймса Мориарти. [11]
11
В конце книги «Месть Мориарти» есть упоминание о том, что Сэл Ходжес родила Профессору сына, Артура Джеймса Мориарти (крещен в 1897 году). Запись скорее всего имеет целью сбить с толку возможного исследователя, поскольку в 1900 году юному Мориарти уже было не меньше одиннадцати, а то и двенадцати лет. — Примеч. автора.
Терремант спустился вниз, в крохотную комнатушку, расположенную в том крыле, где когда-то размещалась прислуга, возле просторной кухни. По-видимому, дом строился для большой семьи, и в его комнатушке жил прежде повар или дворецкий.
На ограниченном пространстве Терремант постарался устроиться с возможным уютом: нашел удобную кровать, небольшой комод, стол и кресло, оставленные предыдущими жильцами. Переступив порог, он первым делом закрыл и запер на ключ дверь — чтобы Мориарти не застал врасплох.
Достав из кармана полученное от Профессора письмо, он бросил его на стол, зажег свечку и подержал над пламенем тонкое лезвие перочинного ножа, который купил в Швейцарии, когда был там с Профессором. Как только лезвие нагрелось, Терремант тщательно протер его и подсунул под клапан в том месте, где конверт был запечатан сургучом. Осторожно орудуя лезвием, он прошелся вдоль всего клапана, снизу вверх.
В таких делах, как вскрытие писем — а также и в вещах куда более экзотических, — Терремант был мастером. Самостоятельную жизнь он начинал с должности лакея в большой семье и вскоре узнал, что хозяин — высокопоставленный чиновник министерства иностранных дел — желает, чтобы дворецкий шпионил за его сыновьями и дочерьми.
Дворецкий в свою очередь требовал, чтобы лакеи открывали все поступающие в дом записки и письма. За это им причитался небольшой процент от того, что хозяин выделял дворецкому на шпионскую работу. Впрочем, никто не отказывался и от других заработков, когда молодые леди и джентльмены платили слугам за то, чтобы те, когда нужно, смотрели в сторону.
Усевшись за стол, Терремант разгладил письмо и стал читать — медленно, шевеля беззвучно губами и водя пальцем по строчкам. Смысл послания, доставить которое надлежало Альберту Спиру, доходил постепенно, а сама работа заняла несколько минут. Увы, читать и писать Терремант научился в довольно позднем возрасте и во многом благодаря требовательности самого Спира. Так или иначе, добравшись до конца, он кивнул самому себе, словно в подтверждение тому, что изложенное в письме обрело теперь полный смысл.