Мормилай. Грёзы проклятых
Шрифт:
— Как ты посмел… — едва слышно прохрипел Войцех. — Проклятый стервятник… Как ты смел… касаться его тела?! Немедленно сними… то, что забрал!
Я обернулся на голос и впервые понял, что дворецкий ничуть не лучше собственного мёртвого хозяина. То, что раньше я списывал на достойную уважения верность, теперь мне казалось вопиющей глупостью.
— Кого ты оплакиваешь, старый дурак? — сказал я, ещё не понимая происходящего. — Он был транжирой, пьяницей, насильником, убийцей.
В повисшей тишине, тихо вскрикнула Агата, а Войцех уставился на меня полными ужаса и смятения
— Ты… ты… ты! — дрожащими губами прошептал дворецкий. — Якоб… отправляйся за…
Договорить Войцех не успел. В горле заклокотало, старик сжался и завалился на бок, перестав дышать. Его тело ещё с минуту дёргалось, а потом всё закончилось. Я поднял глаза на мертвенно бледного конюха. Он, как и все, изумлённо смотрел на меня, не спеша совершать необдуманные поступки.
— Как скоро вернётся Сабина, узнав, что её обманули на счёт смерти сестры? — проговорил я, обводя слуг взглядом.
Они молчали. Мой глухой с хрипотцой, совершенно утративший эмоции голос, казалось, лишал их воли. Я же наслаждался производимым эффектом, ещё не успев, как следует удивиться и обрадоваться нежданному возвращению ещё одной частицы себя.
— Дня через четыре, — ответил, наконец, конюх.
— Род Веленских пресёкся, — громыхнул я, заставляя их вжиматься в стулья. — Сабина стара, она не выйдет замуж снова, не родит, ваша хозяйка одной ногой в могиле.
Никто не отвечал, все с ужасом смотрели на мормилая. Я знал, что сейчас очень важно подбирать слова, чтобы достучаться до каждого из них, чтобы ничего не сорвалось…
— Не думаю, что вам удастся найти новую работу в этом городе, — продолжил я. — Слуги, при которых убит господин, а сами они остались живы… Это, скажем так, плохая примета. Для одних вы будете проклятыми, для других сообщниками душегубов, что сделали это.
На меня смотрели молчаливые и напуганные лица.
— Вы не найдёте новую работу, придётся уехать… Очень далеко… Но это в том случае, если вас не запытают в казематах во время прокурорского допроса. Когда Сабина отойдёт от горя, она обрушит на вас весь свой гнев… Всю бессильную ярость… Всё отчаяние. Она не станет слушать. Вы все для неё будете виновными.
— Но мы же ничего не знали… — прошептала Майя.
— А это даже хуже, — я кивнул ей. — Значит, тебе будет нечего сказать на допросе. Придётся придумывать. Потом от боли ты обязательно собьёшься, и пытка продолжится, только с самого начала.
— Зачем ты это говоришь? — подала голос Агата, выступая вперёд. — Я знаю, что ты не такой. Зачем пугаешь нас?
— Прямо сейчас нам надо принять правильный выбор, как быть, — ответил я.
— Что ты предлагаешь? — спросила она.
— Оставайтесь на службе в этом доме. Будьте и дальше верны своему господину — Антони.
— Но ты же сам сказал… — начала было Анна, но смолкла, глядя на амулет на моей шее.
— Да, — кивнул я. — Было покушение, но Антони выжил. Теперь вы будете называть этим именем меня.
— Вы и правда одного роста, — протянула Агата, растирая плечи, словно её бил озноб. — Но лицо, голос… Ты не сможешь обмануть мать!
— Смогу. Полуправда зачастую звучит правдивее самой правды.
— Ну, дык… это…чего ты хочешь от нас? — вопросил конюх, поняв, наконец, что убивать никого, пока что, не будут.
— Верность. Я буду платить больше, а работы у вас станет меньше. Сабина стара и больна, она всё равно скоро помрёт. После её смерти в вашем распоряжении останется целый дом, которым формально будет владеть Антони, то есть я. Поживёте, как господа…
Я попытался улыбнуться. Не знаю, насколько жутко это вышло, но никто не ответил тем же.
— Может это… драгоценности ихние… ну, поделим сейчас, да и концы в воду… — вдруг предложил, необычайно оживившийся Якоб.
«Вот и первое слабое звено моего плана. Жадный идиот, который может всё обрушить».
— И что ты с ними сделаешь? — спокойно осведомился я, и не дожидаясь пока тот ответит, продолжил. — Пойдёшь сбывать, сначала, конечно, какую-нибудь безделушку, ты же не дурак. — Я издевательски выделил последнее слово. — Потом пойдёшь обмывать, а кто пьёт один? Лёгкие деньги карман жгут, нагуляешься так, что сболтнешь чего лишнего. А если даже и не сболтнёшь, то в любом трактире сидят люди, которые пасут таких как ты, богачей в драных портках. В лучшем случае, ты проходишь с ворованным на кармане неделю, максимум две, а потом тебя отметелял и оберут. В худшем, попадёшь в лапы городской страже и, как я говорил в самом начале: допрос, пытки, лживые признания, новые пытки, кутузка. Заодно и всех тут потянешь за собой. Хорошая перспектива?
Конюх насупился, но молчал.
— Иди возьми, — сказал я, мотнув подбородком на дверь. — В её комнате пошарь. Чего встал? Иди!
— Ладно, понял я, — недовольно отозвался Якоб. — Делать то, что?
— Я уже сказал. Тоже, что и до этого, только унижать никто не будет.
— А как ты обманешь Сабину? — спросила Агата.
— Это предоставьте мне. Итак, кто против?
Анна, Майя, Агата и Якоб переглянулись.
— Мы согласны, — сказала Майя за обеих поварих.
— Я тож это… ну, согласен. Токмо ещё бы накинуть за молчание…
«Как он завёлся! Ещё не слышал, сколько будет получать, но на всякий случай просит побольше».
— Ты получишь достойную плату за молчание.
Конюх даже заулыбался.
— Агата? — спросил я.
Прачка молчала. Встретившись со мной глазами, она по обыкновению долго всматривалась, будто привыкла читать все ответы именно там, без слов.
— Согласна, — сказала она, наконец.
— Якоб, подготовь дилижанс, — начал распоряжаться я. — Майя, нужен лекарь, самый продажный, с сомнительной репутацией, какого ты знаешь, но, чтобы дело знал.
— Ох, ну и задачку, ты задал… то есть вы… — растерянно, протянула она. — А просто хороший не подойдёт?
— Нет, нужен такой, чтобы сам был вне закона. Может, толкает дурман или ещё что-то незаконное. Чтобы не болтун, в общем.
— Поняла, — закивала Майя. — Когда он должен прийти?
— Завтра утром, часам к десяти.
— Займусь, — ответила женщина. — А как вернусь, подавать обед, как обычно?
— Мы вернёмся поздно, к ужину. Подавай без изысков, на всех, здесь, — отчеканил я.