Морская битва двух империй. Нельсон против Бонапарта
Шрифт:
Коллеги и подчиненные видели колебания Вильнёва. Адмирал Шарль-Рене Магон и генерал Жак Лористон, который командовал сухопутными силами, размещенными на кораблях Вильнёва, критиковали его за нерешительность. Лористон был отозван в Париж и подал рапорты Декрэ и самому Наполеону. Он указывал на некомпетентность и заносчивость Вильнёва.
Уважаемый Гравина, который год тому назад имел титул испанского посла в Париже, теперь чувствовал свое бессилие в борьбе с бюрократией. Однако он сохранял лояльность и предложил провести совещание адмиралов и капитанов кораблей,
Встреча состоялась 8 октября. Вильнёв почувствовал, что флот находится на грани мятежа. Капитаны были храбрыми воинами, готовыми сражаться с англичанами, но они более не могли выносить позора бездействия и состояния обидного бессилия. Некоторые говорили, что они должны выполнять приказы императора и выходить в открытое море, даже если не хватает людей. Результатом совещания стало соглашение о том, что необходимо игнорировать приказ парижского начальства о немедленном плавании в Неаполь.
Со дня прибытия потрепанных судов в Кадис потребовались семь недель согласований между официальными лицами, министрами, послами, банкирами и участие члена испанской королевской семьи, чтобы найти приемлемое финансовое решение проблем снабжения объединенного флота и ремонта судов.
Адмирал Вильнёв получил письмо императора. Тот заявил, что заменит Вильнёва на адмирала Розильи, если «непомерная трусость» будет и дальше удерживать его в Кадисе. В письме говорилось: император «считает, что потеря его судов — ничто, если они потеряны с честью».
Это не было смещением Вильнёва с его поста. Официальное увольнение командующего было поручено Декрэ, и министр уже сделал это на бумаге. Но письмо императора было вызовом, который Вильнёв не мог не принять. Обвинение в трусости было непереносимым.
18 октября Вильнёв узнал о том, что Розильи покинул Париж и находится в Мадриде (он прибыл туда 10 октября). Важной деталью информации было то, что этот вице-адмирал представлен к званию полного адмирала. Вильнёв все еще не получил приказа Декрэ о своем смещении, но имел достаточно сведений, чтобы сделать правильные выводы. Какой еще может быть причина для путешествия немолодого адмирала по опасным испанским дорогам, по которым невозможно проехать без эскорта, кроме как направление к новому месту службы?
Вильнёв туг же написал Декрэ: если его хотят сместить, то он принимает свой жребий, хотя было бы хорошо предупредить его об этом. И далее он самонадеянно заявляет, что готов стать заместителем главнокомандующего.
Итак, сзади у Вильнёва были Розильи в Мадриде и разгневанный император, а перед ним — Нельсон. Какое из двух зол он должен был выбрать?
В тот же день французский адмирал дал приказ приготовиться к выходу в открытое море. Он надел свой лучший мундир с золотой тесьмой, увешанный орденами. Вильнёв решил воспользоваться легким бризом, чтобы покинуть гавань и плыть в южном направлении.
Его приказы раздражали некоторых капитанов, вызывали протесты и даже приводили к открытому неповиновению. Вильнёв и Гравина опасались мятежа и решили смешать флоты.
Главнокомандующий планировал, что корабли выйдут в море и займут боевые позиции. Движение, начатое ранним утром 19 октября, продолжалось и после полудня. Видя, что процесс вывода судов из бухты затягивается, Вильнёв приказал к ночи бросить якоря. Адмирал Магон, командир эскадры, назвал приказ глупым и не стал его выполнять. Он считал, что Вильнёв более не имеет права командовать флотом.
Капитаны и другие офицеры много спорили перед выходом в море. Они знали о том, что Розильи движется в направлении Кадиса. Многие из них заявляли, что нет смысла рисковать жизнями под командой адмирала, дни которого на его посту сочтены. Испанцы протестовали против того, чтобы умирать на чужой войне.
Вакансии корабельных команд заполнили людьми с улицы. На испанских судах было много солдат, а не матросов. Например, на флагманском корабле адмирала Гравины из 1163 человек на борту только 609 были моряками.
20 октября тридцать три корабля собрались вместе. Поначалу Вильнёв сформировал три эскадры, которыми командовали он сам и два испанских адмирала — Игнасио Мария де Алава и Федерико Карлос Гранина.
Получив сигналы, подававшиеся с фрегатов, о выходе французов и испанцев в открытое море, Нельсон написал Эмме:
«Моя самая дорогая, любимая Эмма, мой дорогой сердечный друг, получен сигнал о том, что объединенный вражеский флот выходит из порта. Ветер очень слабый, поэтому до завтра я не надеюсь их увидеть. Да увенчает Бог битв успехом мои усилия...»
Он медленно поплыл в сторону берега, чтобы перерезать пути неприятеля, однако ветер дважды менял направление, вынуждая англичан соответственно менять курс.
Вечером 20 октября разведчики-наблюдатели эскадры адмирала Гравины увидели на горизонте восемнадцать кораблей англичан. Вильнёв приказал своим капитанам сформировать единую неровную линию.
Ранним утром 21 октября французский главнокомандующий наблюдал на горизонте правильную линию вражеских кораблей. Он сосчитал их — и, к своему ужасу, обнаружил, что их двадцать семь, а не восемнадцать, как он ожидал. У него было на шесть кораблей больше, но авторитет адмирала Нельсона так сильно довлел над ним, что поначалу он решил не принимать бой.
Взять курс на Тулон? Вернуться в Кадис? Погодные условия — усилившийся ветер, порой шквалистый, волнение на море — вынудили Вильнёва покориться судьбе. Он уже не мог развернуть свои корабли и увести их в сторону Кадиса.
Адмирал паниковал и метался в нерешительности. Он распорядился вновь перестроиться в три колонны, но в течение часа получил данные разведки, которые побудили его сохранить единую линию кораблей. Эти данные говорили о том, что у англичан тридцать кораблей, хотя их было все же двадцать семь. Вильнёв наблюдал, как английские фрегаты передавали сигналы своим линейным кораблям, сообщая о местоположении судов объединенного флота.