Морская школа

Коковин Евгений Степанович

Илько жил на палубе, потому что все каюты и куб­рики на судне занимали иностранные офицеры и солда­ты. Даже команде пришлось изрядно потесниться.

Когда шел дождь, мальчик укрывался где-нибудь под брезентом и мучительно раздумывал над своей странно и горько сложившейся судьбой. Он не знал, что будет с ним и что хотят от него американские офицеры. Илько даже не подозревал, что чужеземцы замышляли взять его с собой за океан и показывать там своим приятелям как диковинку.

Мысль захватить Илько принадлежала маленькому гривастому американцу

в очках, и потому он теперь считал себя хозяином ненецкого мальчика.

Если выглядывало солнце и становилось теплее, Илько выходил на берег и открывал свою заветную тетрадь. Он нарисовал несколько раз «Владимира» – ему нравился этот большой красивый пароход с невы­сокими мачтами и широкой трубой, с белыми палубны­ми надстройками и маленькой каютой на корме. Не будь американских офицеров, Илько согласился бы жить на «Владимире» всю жизнь.

Один из кочегаров парохода, по фамилии Матвеев, приметил ненецкого мальчика и очень жалел его. Он частенько разговаривал с Илько, приносил ему еду. Когда было особенно холодно, Матвеев уводил Илько с палубы в кочегарку, где всегда было тепло и даже уютно. Матвеев уже много лет плавал на «Владимире», хорошо знал свой пароход и любил его. Илько в бла­годарность нарисовал кочегару «Владимира», а потом нарисовал и портрет Матвеева.

Перед отходом из Печоры на пароход явилось мно­го американских офицеров. Среди них были такие, ко­торых раньше Илько никогда не видел.

Очкастый «хозяин» подозвал к себе Илько и стал по­казывать его друзьям. Забавляясь, он бросал ненцу куски сырого мяса, требуя, чтобы Илько ловил куски на лету.

Илько хотел убежать, но его схватили. Он сопротив­лялся, кусался и царапался. Перепуганный и обозлен­ный, он с ненавистью смотрел на американцев.

– Ничего, приучим, – сказал очкастый, приказав солдатам надеть на Илько ошейник и привязать к две­рям каюты на корме.

Через несколько дней «Владимир» пришел в Архан­гельский порт.

Была поздняя осень. Увидев берег, Илько решил бе­жать от ненавистных людей, которые издевались над ним. Он сказал об этом Матвееву. Ночью кочегар тай­ком подошел к Илько и ножом перерезал ошейник. Он помог мальчику незаметно выйти с парохода на берег. Темными улицами Илько выбрался на окраину города и укрылся в лесу. В городе ему оставаться было опасно.

Мальчик решил из Архангельска попасть в тундру, на Печору. Это было очень трудно – идти сотни кило­метров через леса и болота. На это, вероятно, не отва­жился бы ни один опытнейший охотник, будь он в по­ложении Илько – без пищи, без оружия, без карты и компаса.

Но что оставалось делать Илько? Несколько дней плутал мальчик по лесу, питаясь ягодами. Наконец он вышел на берег Юроса, и тут его спящего нашел Гри­горий.

Лесник приютил Илько в своей избушке. Вскоре он привык к своему маленькому питомцу и полюбил его.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

У ЛЕСНИКА

Мы слушали рассказ Илько, ни словом не перебивая его. Когда Илько закончил, минуты две мы молча си­дели в тишине. Гриша, лежа на траве, сосредоточенно ковырял сучком землю. Обхватив руками колени, Костя смотрел куда-то далеко-далеко, поверх леса.

Река, к вечеру потемневшая, без единой рябинки, ка­залось, застыла. В дремотном забытьи притихли де­ревья и кустарники. Только одинокая осина и при пол­ном безветрии неумолчно шелестела листвой, словно дрожа от озноба. Желтокрылый, в серой пыльце липу-нок, похожий на большую моль, трепетно вился над костром в бездымной струе нагретого воздуха.

Молчание нарушил Костя.

– Ничего, Илько, – ободряюще сказал он, – те­перь тебе некого бояться. И пешком идти в тундру не нужно. Сядешь в Архангельске на пароход и поедешь на Печору, к себе домой.

– Теперь Петра Петрыча нету, – с тоской сказал Илько.

– А если хочешь – оставайся в городе. Будешь учиться, станешь доктором или учителем.

– А художником можно? – спросил Илько нереши­тельно.

– Можно. Кем хочешь быть, на того и учись. Хо­чешь – профессором: звезды считать или, например, жуков, всяких там насекомых ловить и изучать, или внутренности у человека для медицины. Сколько угод­но. Ленин сказал, что все ребята должны обязательно учиться.

– Ты слышал, как Ленин это сказал?

– Нет, мне отец говорил.

– А твой отец слышал?

Косте, конечно, очень хотелось бы сказать, что отец слышал. Однако он переборол в себе желание приврать и сказал, что отец тоже сам не слышал, а читал в кни­ге, которую написал Ленин.

– Вот мы осенью поступим в морскую школу учить­ся и потом будем моряками.

– Моряком – это хорошо, – произнес Илько. – Я бы тоже хотел стать моряком…

Илько поужинал вместе с нами, потом попрощался и скрылся в кустах можжевельника. Мы пообещали ему заехать на обратном пути к Григорию, чтобы догово­риться и устроить Илько жить в Архангельске.

– Смелый парень, – наблюдая за уходящим Илько, тихо заметил Костя. – Хотел отсюда один в тундру пробраться.

– Не пробрался бы, – сказал я. – Хорошо, что Гри­горий его нашел. Тут до тундры больше тысячи верст. На оленях зимой только можно, и то если дорогу хо­рошо знаешь.

– Конечно, пропал бы, – согласился Гриша. – Чудак, без ружья и без компаса лесом! С голоду бы умер.

– Лучше уж с голоду, чем к американцам, – сум­рачно вставил Костя. – Человек ведь, а не обезьяна, чтобы им забавляться да на цепочке водить.

Мы еще долго разговаривали об Илько, придумы­вая самые разнообразные планы, как и где устроить его жить на первое время. И сообща решили, что лучше всего об этом посоветоваться с Николаем Ивановичем и с Костиным отцом.

После осмотра сетей мы насобирали сухих веток, чтобы поддерживать ночью костер, и легли спать.

На другой день позавтракали, три раза выкупались, и, собрав снасти, начали готовиться в обратный путь – домой. Уже забравшись в карбас, я спросил, помня ак­куратность деда.