Морская яшма
Шрифт:
Собеседница так и кружила вокруг меня, словно оса, выбирая местечко, куда бы ужалить. И я смело предоставила ей еще одну такую возможность.
— Вы знали мою мать?
Миссис Кроуфорд фыркнула, и ее высокомерное нежелание разговаривать пропало — она не могла упустить случая.
— Отлично знала. Ну и штучка она была — кокетничала со всеми, всех заставляла надеяться, вместо того чтобы остепениться, как порядочная женщина.
— Но она ведь остепенилась. Вышла за моего отца.
— Ну, она уж не первой молодости тогда была. В деревне об нее языки много лет чесали. Ей
Я сидела очень тихо. Нравились мне суждения кухарки или не нравились, но эта женщина охотно выбалтывала то, о чем никто больше не желал со мной говорить.
— Но она же вышла за моего отца, — повторила я.
— Выйти-то вышла, а он сразу в море ушел. Как моряку и положено. Дом все хотел ей построить, когда вернется, а до той поры поселил ее в гостинице в городе. Она небось такой роскоши отродясь не видала.
— А скажите мне, где она жила? — спросила я. — Мне очень хотелось бы побывать в городе там, где я родилась. Может быть, мне удастся найти людей, которые знали мою мать.
По лицу миссис Кроуфорд пробежала тень изумления.
— Вы? Родились в городе? Вот уж глупость сморозили, а еще приехали в Бэском-Пойнт хозяйничать… Бог свидетель, вы родились ни в каком не в городе, хотя так оно и было бы, кабы не прознал капитан Обадия, что Карри совсем худо. Он так и не избавился от любви этой — приворожила она его, что ли… Кэп Нат был в море, так он поехал за ней и привез ее прямо с собой, чтобы ребенок родился в Бэском-Пойнте. Я-то уж хорошо помню, как вы родились, юная леди. Вот тут, в этом самом доме. А мамка ваша и померла через пару дней.
Я потрясенно уставилась на собеседницу. Отец никогда не говорил мне, что я родилась в Бэском-Пойнте. Мне позволяли думать, что это произошло в Гавани Шотландца. Странно, но никто никогда не упоминал о том, где я появилась на свет.
Миссис Кроуфорд жадно глядела на меня, мечтая увидеть в моих глазах хоть какой-нибудь признак обиды или гнева и вволю упиться злорадным торжеством.
— А вам просто страсть как хочется все узнать о тех временах, а? — спросила она, наклонившись ко мне через стол и всматриваясь своими темными бегающими глазками в мое лицо.
— Да какое все это может иметь значение теперь, — ответила я, выпрямляясь под ее сверлящим взглядом. — Но вы так и не ответили на мой вопрос. Вы поможете миссис Маклин снова почувствовать себя хозяйкой? В конце концов, все равно так оно и будет, стоит лишь мне уехать.
Она жадно подхватила мои последние слова;
— Так вы уезжаете?
— Когда смогу, — кивнула я. — Сначала я должна закончить некоторые дела. Но я не останусь тут ни секундой дольше, чем необходимо.
— А он что на это скажет? Муж-то ваш?
— Мне кажется, это касается только нас с ним. Так вы изволите побеспокоиться о холодном ужине? Или мне действовать самой?
Миссис Кроуфорд оттолкнулась от стола и тяжело встала.
— Совершенно не нужна
Я вышла из кухни и зашагала по коридору. Тут парадная дверь открылась и вошел Брок, а за ним человек в полицейском мундире. Брок сразу же увидел меня.
— Будьте любезны пройти с нами, — сказал он мне не терпящим возражений тоном и открыл дверь гостиной.
С нарастающей тревогой я вошла, а он предложил мне и констеблю садиться. Я решила зажечь лампу и заметила, что руки мои дрожат. Приход местного констебля воскресил в памяти болтовню Лорел.
Мы сидели в строгой элегантной гостиной, где прежде лежало тело капитана Бэскома и где мистер Осгуд читал завещание, которое так сильно изменило нашу жизнь. Констебль Дадли серьезно относился к своим обязанностям, хотя с настоящими преступлениями имел дело редко.
В лучшие дни Гавани Шотландца, когда в нее часто заходили корабли и моряки сходили на берег, беспорядка было больше и полицейских тоже. В последние годы количество жителей в городке сократилось, а те, что остались, были довольно законопослушными, поэтому работы у полицейского стало немного. Даже тюрьма, и та почти пустовала.
Оказалось, Лорел была права. По городку поползли слухи, будто Том Хендерсон никак не мог сам упасть с корабельного трапа и тем более разбить себе голову о балластный булыжник. Не иначе как кто-то его столкнул, поговаривали люди. А кто еще был на борту, кроме заявившейся невесть откуда девицы, которой капитан, выживший из ума, оставил все свои денежки? Той, которая так скоропалительно выскочила замуж за Брока Маклина, — дочери Карри Коркоран.
Нелегко было сразу все это понять из бессвязных слов смущенного полицейского. Но я прекрасно понимала, чем грозят такие сплетни. Констебль заявил, что его долг — сообщить мне о слухах, наводнивших городок; не исключено, что это досужие домыслы обывателей, но, может быть, в них есть и зерно истины. Дыма, дескать, без огня… Он пришел спросить о том, что мне известно об этом деле.
Я сидела на краешке стула, чинно сложив руки на коленях и не веря собственным ушам. Самое ужасное было то, что Брок сидел рядом со мной в полном молчании, слушал, поглядывал на меня и ни единым словом меня не защитил, хотя был единственным, кто должен был верить в правдивость моего рассказа, просто зная, что мне незачем лгать.
— Не понимаю, что вы имеете в виду, — произнесла я, когда полицейский наконец высказался. — Если вам кажется, что я могла столкнуть мистера Хендерсона с трапа с намерением его убить, то вы не в своем уме.
Брок беспокойно заерзал в кресле.
— Просто расскажи ему, что случилось, Миранда. Расскажи, как рассказала мне.
Как рассказала мне. Это что, намек? Может, Брок хочет, чтобы я о чем-то умолчала? Например, о словах, сказанных умирающим? Или о топоте над головой, хотя о нем он и сам не знает.