Морская яшма
Шрифт:
Я поступила, как он велел, и двое мужчин выслушали меня с каменными лицами. Невозможно было понять, поверили они мне или нет. Я объяснила, что пришла на "Гордость Новой Англии" повидать Тома Хендерсона, потому что он обещал рассказать мне что-то об отце. Брок фыркнул, и я возмущенно выпрямилась.
— Том Хендерсон ходил в первый рейс "Морской яшмы" первым помощником капитана, — сказала я с негодованием. — Он мог знать правду, и, если бы не погиб, наверняка бы рассказал, что тогда произошло.
— Пожалуйста, продолжайте, — попросил полицейский.
Я сообщила ему, что отправилась на нос корабля
Констебль Дадли помолчал, серьезно глядя мне в глаза.
— Тут большая сила не нужна. Достаточно подтолкнуть так, чтобы человек потерял равновесие.
— Да меня и близко не было, когда он упал! — воскликнула я. — Нелепость какая-то! Зачем мне было желать ему зла? Я его до вчерашнего дня и не знала и вообще в жизни пальцем никого не тронула!
Полицейский вздохнул.
— Я и говорил, что вы ответите точь-в-точь так. — Он встал и посмотрел на Брока. — Знаете что, не тревожьтесь по пустякам. Доказательств и улик никаких. Может, и есть в городке такие, кто зуб имел на старину Тома, но не найдешь ведь концов, если кто из них был там, внизу. Миссис Маклин, а вы точно ничего не слышали, когда были в трюме?
— Слышала… разные звуки, — неуверенно отозвалась я. — Камешки стучали и шуршали, я сама топала, когда бежала по настилу. Вообще, весь корабль скрипит и шуршит.
— Да я не о том. — Констебль махнул рукой, Брок проводил полицейского до дверей.
Я осталась на месте, дожидаясь, пока он вернется. Во мне кипело и бурлило возмущение. Едва мой муж показался в дверях, я выпалила все, о чем не решилась сказать при полицейском:
— Почему вы не поддержали меня? Почему не сказали, что ваша жена не способна на убийство? Почему сидели тут и позволяли полицейскому оскорблять меня своими чудовищными подозрениями?
Брок застыл на пороге, дожидаясь конца моей вспышки. Сегодня он даже смотрел на меня как его мать: во взгляде нельзя было прочесть ничего.
— Вы и сами неплохо справились, — заметил он. — Помощь не понадобилась.
— А если бы он вздумал забрать меня в тюрьму? — возмущалась я. — А если бы…
— Но не забрал же, — сухо проронил мой муж. — И я знал, что не заберет. Вы еще что-то хотите мне сказать?
Еще секунда, и Брок ушел бы, поэтому я горячо и бессвязно продолжала:
— Да… Еще… Вот! Почему это никто не сообщил мне, что я родилась тут, в этом самом доме? Почему никто мне не сказал, что именно здесь умерла моя мать?
Досадливое выражение его лица сгладилось, и он вернулся в комнату.
— Может быть, просто потому, что вы не спрашивали, — справедливо заметил он. — Может быть, нам не пришло в голову, что вы не знаете.
— Конечно, не знаю! — воскликнула я. — Никто никогда и словом не обмолвился… И я не понимаю почему. Было бы так естественно, если бы вы упомянули об этом. И уж конечно вдвойне странно, что о таких событиях ни разу не вспомнила ваша мать.
— Она и не станет о них говорить, — ответил Брок. — Хотя я прекрасно все помню. Мне было лет четырнадцать, когда сюда привезли вашу мать. — Он помолчал,
Я слушала его изумленно — меня удивили не его слова, а неожиданная нежность.
— А моя мать?
— Ей становилось все хуже — и неудачные роды, и потом… Но вами все умилялись. А капитан Обадия еще и завидовал Натаниэлю. Привез сюда сразу трех докторов, но ничто уже не могло ее спасти. Она быстро угасала и на четвертый день умерла. А вы оставались у нас, пока ваш отец не пришел из рейса и не забрал вас домой. Может быть, капитан, помня вас маленькой, чувствовал себя ответственным за ваше будущее. — Лицо Брока потемнело, словно его мысли омрачило нехорошее воспоминание. — Особенно потому, что с вами здесь приключилось несчастье.
— Несчастье? Какое несчастье?
— У вас на плече не сохранился след старого ожога? — вопросом на вопрос ответил он.
Застигнутая врасплох, я непроизвольно поднесла к плечу руку, и Брок заметил этот жест.
— Конечно, иначе и быть не могло, — кивнул он и, снова посуровев, опять собрался уходить.
— Пожалуйста, подождите! Расскажите мне, как это случилось! — попросила я.
— Нет, — отказался он.
— Тогда я спрошу у вашей матери, — бросила я и быстро направилась мимо него к выходу. — Я хочу узнать побольше о тех днях, когда моя мать лежала больная в этом доме. Я хочу знать…
Он поймал меня за руку уже в дверях и развернул лицом к себе.
— Вы ничего подобного не сделаете, девочка! Вы вообще ничего не скажете моей матери! Хватит ей на сегодня потрясений. Она лежит в своей комнате с головной болью, и я не хочу, чтобы вы бередили старые раны! Довольно ей и того, что пришлось перенести за последние дни.
Я попыталась вырваться, но Брок схватил меня обеими руками за плечи и встряхнул так, что голова моя откинулась назад. Я замерла под его суровым взглядом — он приказывал мне подчиниться, подавлял волю, и я наконец обмякла и перестала сопротивляться. Странное дело, но, когда он держал меня вот так крепко, мне внезапно захотелось броситься к нему в объятия. Если бы только он был добр ко мне, обнял, утешил, если бы он был со мной нежен… Но Брок оттолкнул меня с дороги и вышел из комнаты, а потом на улицу. Взгляд его был затуманен какой-то мрачной мыслью, челюсти сжаты.
Прислонившись затылком к дверному косяку, я попыталась привести свои чувства в порядок. Мне не нравилось то, что происходило со мной в присутствии этого человека. Почему я ненавидела Брока — имея на то все основания! — но всякий раз в минуту вспышки ярости меня неудержимо тянуло оказаться в его объятиях? Почему я смотрела на его губы и представляла себе, как он меня поцелует? Я презирала себя, считая, что предаю отца.
Прикрыв за собой дверь гостиной, я прошла в тихую уютную библиотеку, где можно было уединиться и спокойно подумать. Не хотелось только слишком много думать о странных чувствах, охватывающих меня при Броке Маклине.