Морские гезы
Шрифт:
— Ты долго еще пробудешь в Роттердаме? — спросила его мать, уводя разговор с опасной темы.
— Недели через полторы-две закончат постройку моего нового судна, после чего отправлюсь в море, — ответил я. — Через какое-то время вернусь. Собираюсь сделать Роттердам своей базой.
— На Мальту не хочешь возвращаться? — поинтересовалась Маргарита ван Баерле.
— Мне не к кому туда возвращаться, — сообщил я, посмотрел ей в глаза и произнес с улыбкой: — Надеюсь, здесь появится к кому.
— В нашем городе много молодых и красивых девушек, — произнесла она, потупив глаза.
Что
Знала бы, во сколько раз я старше ее! Мое тело сейчас соответствует тому возрасту, в котором я себя считаю в любом возрасте, но прожитые годы, накопленный опыт и стариковская шкала ценностей дают о себе знать. Если бы не болячки, жизнь стариков была бы слишком скучной. У меня болячек пока нет, но скуки и эмоциональной лени уже с избытком. В таком состоянии юные жены начинают раздражать. Впрочем, может быть, я заблуждаюсь, потому что пока не встретил в этой эпохе юную зазнобу.
Мы еще поболтали о том о сем, после чего я засобирался домой, пообещав на прощанье:
— У меня есть хорошее вино. Завтра угощу вас.
— Я забыл предупредить, что завтра урока не будет, — сообщил Ян ван Баерле. — Я поведу Моник в собор. Она там играет на клавесине. Приходи послезавтра.
— Значит, завтра по пути на верфи оставлю вино у вас, а послезавтра выпьем, — как можно безразличнее произнес я, глядя в глаза Маргарите.
Ее смутил мой напор. Наверное, ждала, что я, подобно другим роттердамским мужчинам, похожу кругами, поуговариваю. Время помогло бы ей разочароваться во мне и остаться верной вдовой назло самой себе. На ее беду я знал о женщинах слишком много, чтобы тратить время на преодоление сложностей, которые они придумывают и которым потом и сами не рады.
На следующий день я стоял рядом с лавкой кондитера, в сотне метров от дома Маргариты ван Баерле, и ел десерт из вафель, молока, меда, взбитых белков, корицы. Вкус был специфический. Доедал третий. Не скажу, что мне очень понравилось, но надо ведь было как-то объяснить мое пребывание в этом месте. Ян с Моник вышли из дома, когда я решал, не перейти ли мне к лавке булочника? От сладкой пищи меня уже начало воротить. Теперь начинаю понимать, как хорошо было раньше, когда сахар был в дефиците. Я подождал, когда брат с сестрой скроются за поворотом, и не спеша пошел к их дому.
На двери у них был маленький бронзовый молоточек на цепочке, тщательно надраенный. Каждое звено цепочки тоже блестело. Про бронзовый кружок, прибитый к двери, по которому надо было стучать, и вовсе молчу. В него можно было смотреться, как в зеркало.
Открыла служанка Энн. Это была женщина лет сорока пяти, невысокая и пухлая, с очень широким задом, напоминающая снеговик. При таком комплекции она умудрялась передвигаться почти бесшумно и оставаться незаметной. Одета была в черное, хотя родственницей своим хозяевам не приходилась.
— Молодой господин ушел, — поздоровавшись, сообщила она, явно не собираясь впускать меня в дом.
— Он мне не нужен, — сказал я. — Я вино принес Маргарите.
— Кто там, Энн? — послышался с лестницы, ведущей на второй этаж, голос хозяйки дома.
— Да этот, иностранец, — пробурчала служанка и отступила в сторону, давая мне зайти.
Вроде бы ничего не изменилось ни в наряде Маргариты ван Баерле, ни в прическе, ни в макияже — или я не замечал?! — но я сразу понял, что прихорошилась к моему приходу. Она не хотела, чтобы я пришел, и надеялась, что приду. Это ж столько эмоций! Воспоминаний о них на несколько лет хватит.
— Вино принес, как обещал, — сказал я, отдавая бурдюк с пятью литрами вина служанке.
Энн взяла его и понесла на кухню.
— А Ян с Моник ушли, — произнесла Маргарита ван Баерле, стараясь не встретиться со мной взглядом и таким тоном, будто не знала, что я знаю это.
Я подошел к ней и поцеловал в щеку, как обычно делают голландцы. В прошлый визит обошлось без поцелуев, но теперь я уже знакомый. Щека у нее была теплая и нежная, с сухой шелковистой кожей. Разряд был несильный. Может, потому, что мой мозг уже взорвался от аромата женщины. Я обнял Маргариту за талию, прижал к себе и поцеловал в губы, влажные и сперва твердые. Она уперлась руками в мои плечи, вроде бы отталкивая, но голову не отклоняла. Ее тело затряслось, словно в ознобе. Я покрыл поцелуями ее лицо, перебрался на шею.
— Не здесь! Не здесь! — еле слышно прошептала она.
Мне уже было без разницы, где и как, я пытался просунуть руку под лиф.
— Пойдем наверх! — обдав горячим дыханием мое ухо, тихо взмолилась она.
Я опять поцеловал ее в губы, а потом взял за руку и повел к крутой и узкой лестнице на второй этаж. Нести по такой лестнице женщину на руках не получится. Я вел ее за собой, шагая через ступеньку. Как ни странно, Маргарита не отставала. Другой рукой она придерживала подол платья, чтобы наклоненный обруч позволил пройти по узкому пространству между стеной и деревянными перилами, покрытыми черным лаком.
Наверху было одна комната, разделенная деревянной перегородкой на две равные части. В левой стояла широкая кровать под темно-зеленым балдахином с золотыми кистями и два больших сундука, а в правой — две кровати поменьше с такими же балдахинами и один сундук. Маргарита ван Баерле повернула налево. С одной стороны балдахин был раздвинут, открывая две большие подушки и одну маленькую, сложенные горкой на стеганом темно-красном одеяле. Я повернул Маргариту лицом к себе и попробовал разобраться с завязками корсажа. Получалось у меня плохо.
— Я сама, — произнесла она и быстро избавилась от корсажа, а потом развязала что-то на поясе — и юбка осела на пол, тихо звякнув обручем.
Маргарита стояла передо мной в одной белой рубахе, под которой быстро поднимались и опускались груди, напряженные соски которых бугрились под тонкой материей. Я подхватил ее на руки и положил на кровать, развалил горку подушек. На прелюдию не осталось терпения. Я стремительно вошел в нее, упругую, давно не знавшую мужчины. Маргарита напряглась и тихонько пискнула, а потом расслабилась и задышала все быстрее. Ее правая рука заскользила по моей спине, легонько царапая ее, а левую она закусила у большого пальца, чтобы не стонать громко. Во время оргазма заколотила меня правым кулачком по спине, а затем разжала пальцы и плавно провела ладонью от лопатки к ягодице и обратно.