Морские короли. Перекрестки
Шрифт:
Клинок не настоящий, символ не настоящий, царь, говорят, тоже не настоящий...
И пусть потом доказывает, что он - не и.о. царя, Иван Васильевич Бунша! Так-то!
Алаис улыбнулась, подхватила на руки малыша, и направилась к морю. Прогревшаяся за день вода еще не успела остыть, и была теплой-теплой, как парное молоко. Да, зимой она бы в такие авантюры не ударилась, это точно! Думать же надо!
Алаис вообще смешили люди, которые не адаптировали требования религии под жизненные реалии. Например, женские юбки.
Вот
Хороша б она была, потащив зимой ребенка купаться в море! Какое там посвящение, там бы воспаление легких было! Однозначно! А сейчас можно, сейчас хорошо...
Алаис сделала шаг в воду, другой, третий, вода дошла ей до пояса, мягки заплескалась вокруг, лаская и оберегая. Еще в той жизни Алаис любила плавать, но такого единения со стихией никогда не испытывала. Казалось, она чувствует каждый камушек на дней, каждую струйку течения, каждую проплывшую мимо рыбешку...
Море ощущалось частью Алаис, и женщина чувствовала себя кусочком стихии. И знала - если сейчас она просто ляжет на волны, те будут держать ее, сколько понадобится, и шептать свою ленивую песенку, рассказывая о далеких мирах и морях...
А ведь с Карнавона она не купалась в море...
Много потеряла! Надо будет наверстать!
Алаис осторожно переместила ребенка, освобождая одну руку. Хорошо герцогам, они сильные, они мужики. А она? Все же, в ней килограмм с полсотни, и держать на одной руке десятую часть своего веса долго она не сможет.
Малыш, словно что-то понимал, вцепился в платье мамы. И Алаис решилась.
Кинжал кольнул детское запястье. Показалась капелька крови, над морем понесся возмущенный рев. Герцог там, или нет, а дети всегда одинаковы.
– Кровью Карнавона, кровью моря, - Алаис опустила детскую ручонку в морскую воду, - Я, Алаис из рода Карнавон, признаю Эдмона своим сыном и наследником, который примет на свои плечи бремя крови и рода.
Малыш смолк, словно понимая, что о нем идет речь, зато на берегу вскрикнула Лусия. Указала на что-то, пока еще невидимое Алаис.
Над волной показался черный плавник.
***
От крика не удержался даже Луис. Но что толку было в тех криках?
Алаис могла бы бежать, могла бы кричать, пытаться использовать кинжал для самозащиты - и не могла. Словно оцепенение сковало все ее члены, заставило стоять на месте...
Косатка была не слишком большой, метров пять, но целеустремленной и серьезной. Она уверенно плыла к Алаис, а женщина не могла даже двинуться.
Да и не надо было.
Алаис это точно поняла, когда здоровущее рыло осторожно толкнулось в ее живот, чудом не сбив с ног. Плавник качнулся рядом с лицом, словно требуя ласки, и Алаис, вытянув свободную руку, почесала нужное место. Она точно знала, что там, сбоку, касатка не доберется сама, а чешется же! Хищница защелкала, потом высунула из воды здоровущую морду, и вгляделась в Алаис странно разумным взглядом. Серьезным таким...
На берегу все стихло. Люди понимали, что происходит что-то необычное. Несколько минут Алаис смотрела в темные глаза кита-убийцы, и не видела в них смерти. Нет...
В глазах косатки явственно светился разум.
Чужой, своеобразный, странный, но - разум.
Потом зверюга скользнула еще раз боком по ногам Алаис - и ушла на глубину. Минута, другая, и вот уже только лунная дорожка растворяется в воде, когда плавник кромсает ее на части.
Алаис развернулась, и стала выбираться на берег.
М-да, а малыш-то у нее тяжелый. Устала она его держать, просто устала. И ноги, и руки у нее дрожат от усталости, а от чего же еще?
Только от усталости!
***
Когда Алаис выбралась на берег, сначала никто не решился подойти к ней. Потом Далан кое-как стряхнул с себя оцепенение, подбежал с большим полотенцем, закутал подругу.
– Возьми, накинь на ребенка...
Алаис мысленно поблагодарила Лизетту за пять запасных пеленок, потому что ребенок, разумеется, нагадил, как только его прекратили вытирать. Пришлось повторять процедуру и заворачивать его в чистое и сухое. Потом вручать Далану, и только потом Алаис посмотрела на Давертов.
– Что скажете, тьер, тьерина?
Лусия была бледна, как молоко.
– Эт-то...
– Именно то, о чем вы подумали, - Алаис была сама любезность, насколько это возможно ночью, на берегу моря и в мокром платье. А, между прочим, ветер с моря - штука такая, пронизывающая. И хорошо бы поторопиться, а то воспаление придатков и почек - оно нерассуждающее. Будь ты хоть трижды герцог, но как прохватит...
И антибиотиков здесь нет, разве что дыню с плесенью скушать?
– А-акула?
– Косатка, - поправила Алаис.
– Я же Карнавон. А вот у вас будет акула.
Лусия так замотала головой, что прическа растрепалась в крысиные хвостики.
– Я не смогу! Нет! Не смогу!
– Никто и не неволит, - буркнула Алаис. И уже громче, вполне вежливо: - Потому я и проводила сначала обряд для своего ребенка. Подвергать вас неизвестной опасности было бы нечестно.
– А известной опасности - можно?
Луис крепко прижимал к себе сестру, чтобы та не бросилась бежать невесть куда, сломя голову. И взгляд его был отнюдь не дружелюбным.