Морские люди
Шрифт:
Старшину команды опередил Иван Карнаухов. Свистящим от ярости шепотом он ругался:
— Получай тут за них, а им хоть бы хны. Ну что, трудно было сказать, что идешь к земляку? Язык присох? Пре-ду-преж-дать надо, понятно?
Клим вмешался:
— Матрос Уразниязов, вижу, вам очень вольно живется, вы на корабле прямо как на гражданке. Может, свободного времени чересчур много, а?
Шухрат промолчал.
Петя Иванов вздохнул, хлопнул его по широченной спине:
— Решено, беру над тобой шефство. Все равно что голову под пули сую,
Такая мысль старшине команды понравилась. А что, дело говорит Иванов, пусть нерадивый матрос отныне имеет персональную няньку. В школе мичманов и прапорщиков на уроках военной педагогики такой подход очень даже одобрили бы. Он посмотрел на Уразниязова и сказал:
— Пусть теперь вам будет стыдно.
Шухрат опять не сказал ни слова. Он лишь почесал с виноватым видом в затылке, потом подошел к «няньке» и погладил его по голове. Все засмеялись. А через несколько секунд от стола, за которым Уразниязов расположился, послышалось чавканье. Это Шухрат ел подаренные земляком из службы снабжения сухофрукты. Иванов ткнул Уразниязова кулаком в бок:
— С народом кто будет делиться?
— Возьми у Коли. Ему Рустам целый карман сыпал.
— Что, жмотишь?
— Какой-такой жмотиш? Зачем так говоришь? Один груша у меня остался, я его кушаю. Колин Милованин другой карман тоже полный, ему, тебе, другим, всем хватит.
Теперь ели все. Акустики проверили технику еще утром, во время проворачивания механизмов. О наличии людей старшина команды только что доложил. Оставалось сидеть и спокойно ждать, когда маслопупы из электромеханической боевой части подготовят к запуску газовые турбины. А там можно отдавать швартовы и потихоньку топать в море. Правда, Шухрат чуть не подвел, но вот же он, жив-здоров, рядом.
— Шухрат, ты все-таки ответь старшине команды, тебе что, у снабженцев намазано? Да и нам всем интересно узнать, может, ты хочешь к ним перейти.
— Петька, какой ты плохой человек, а! У меня там земляк служит, Рустам. Понимать надо. Мы сидим, разговариваем, гражданский жизнь вспоминаем. Рустам русскому языку учит, мне то-се помогает, кушать дает.
— Значит, все-таки намазано медом?
— Я там в один день меньше полчаса бываю. Остальной время там не сижу.
— Остальное время ты там спишь.
— Ты сильно вредный, Петька. Не надо мне твой шефство, вот. Боюсь, совсем скоро на всю жизнь такой неправильный стану, как ты.
Подобного рода ни к чему не обязывающий треп матросы могут вести часами. Клим знал об этом еще со времен своей срочной службы. Хватит, пора заканчивать базар, решил он и приказал Карнаухову занять людей делом, а сам взялся за проверку документации.
Боевой пост гидроакустиков невелик, он занимает всего несколько кубических метров в чреве корабля. Основная работа ведется там, в других местах. Сотни помещений, сотни километров электротрасс и трубопроводов, тысячи сложнейших механизмов скрыты внутри на первый взгляд небольшого по размерам противолодочника. Их нужно
— Проверка колоколов громкого боя и линии трансляции… Команды звонками не числить… Проверка аварийных средств связи между командными пунктами и боевыми постами… Наружную вентиляцию провернуть вручную… Принять холод…
— Ну, завели шарманку, — поморщился Иванов. Он помолчал и скрипучим, металлическим голосом подал команду:
— По местам стоять, воздух высокого давления принимать!
Ко всеобщему удовольствию, из коричневой пластмассовой коробки прозвучали эти же слова.
Борисов надел спасательный жилет, показал Петьке на громкоговоритель:
— А ну, поторопи, время!
Тот с готовностью проскрипел:
— Баковым на бак, ютовым на ют, шкафутовым на шкафут. Корабль к съемке с другого корабля приготовить!
И снова громкоговоритель долго ждать не заставил, передразнил Иванова не хуже попугая, слово в слово. Пока поднимались на верхнюю палубу, каждый счел своим долгом изобразить из себя диктора. Матрос Милованов, зажав нос пальцами, дурашливо верещал:
— Внимание, внимание! На первую путю прибывает поезд Москва — Воркутю…
Клим построил подчиненных на шкафуте, проверил правильность экипировки. Он подтянул ремень спасательного жилета у Милованова, погрозил пальцем, так, на всякий случай, Шухрату. Тот развел руками: вот он я, тут, никуда не делся, стою, как все.
Матрос Милованов поднял руку, ему захотелось задать мичману вопрос.
— Слушаю вас.
— Тащ мичман, а чо, мы в море точно пойдем? Может быть, просто учебная тревога?
Борисов понял настроение новичка. Хотелось парню в море, да не только ему. Засиделись ребятки на берегу.
— Точно, товарищ матрос, точно. А вот вернемся в базу, возьму я свой чемоданчик и на целых полтора месяца укачу в отпуск.
— Не отобьют?
— Накаркайте мне…
На юте и баке дежурные боцманы старшего мичмана Петрусенко разворачивали сигнальные флажки. Сам Петр Иванович хлопотал у шпилей, что-то согласовывая с группой из электромеханической боевой части. Палуба заметно подрагивала от запущенных двигателей. Ветер полоскал Военно-морской и Государственный флаги. Погода обещала быть свежей. Вдали за боновыми воротами ясно просматривались белые барашки волн.
Подошел командир дивизиона лейтенант Коломийцев.
— Климент Иванович, ветер отжимной, должны сняться как по писаному.
— Так точно, товарищ лейтенант.
— Что у вас за заминка вышла сегодня по тревоге? Командир боевой части вашу команду всегда в пример ставил, а сегодня ему не понравилось, сказал, что акустики собирались как мертвецы, доклад ваш долго не проходил. За то, что тянули кота за одно место, выразил мне свое неудовольствие.
Клим заметил тревожный взгляд Уразниязова.