Шрифт:
Эрик Мореплаватель
Историческая миниатюра
Пустынное море, лишь чайки да солнце, чайки да солнце, что уже склоняется к закату. И, озарённое вечерними лучами мчится по волнам боевой дракар – боевое судно норвежских викингов, что вышло из родной гавани много лет назад и с тех пор скитается по морю, как бесприютный альбатрос, чьё гнездо разорили злые мальчишки. А ведь известно, что не найдя своего гнезда, альбатрос оставляет навсегда родимый берег и уже до конца жизни носится над морем, бесприютный, безутешный. Так и Эрик мореплаватель словно этот альбатрос, гонимый ветром, вынужден был скитаться по морям в поисках своей земли. Он был нидингом – человеком изгнанным, человеком вне закона, которому нет места среди равных ему. И вот теперь он мечется по волнам, не находя берега. Немало стран повидал он, но нигде ещё не обрёл ни пристанища,
Уже два года плывёт он со своей новой командой по его бескрайним просторам. О, как он теперь ненавидит эти просторы, эту бесконечную голубизну, этих чаек, что кружат над ними с резкими криками, от которых хочется завыть диким зверем, которые не дают заснуть по ночам. А берега всё нет и нет.
Солнце склоняется всё ниже к горизонту, и его прощальные лучи бросают на воду прощальные алые блики, отражённые лопастями шести, мерно поднимающихся и опускающихся вёсел. Он, Эрик, стоит у кормила и смотрит в морскую даль, где ничего, СНОВА ничего, только море и солнце, солнце и море и вездесущие чайки – и больше НИ ЧЕ ГО!
Но, вот, наконец, кто-то крикнул: «Земля», и все засуетились, забегали. И точно, чайки стали летать чаще и ниже, и крики их сделались пронзительнее – значит, впереди и вправду земля. Вот Эрик и сам уже видит плоский остров. Под вечерними лучами на берегу ясно видны ярко-зелёные пальмы и другие неведомые деревья. Это юг! Тот благословенный юг, о котором он столько слышал. Но пока ничего прекрасного он здесь не видит. Уже два с половиной года он плывёт к неведомой южной земле, и повсюду его на берегу встречают лишь москиты да недружелюбные туземцы, нужда да голод команды. Здешняя вода почти не пригодна для питья – её могут переносить лишь местные жители, а у белых «Северных Великанов», как называют их скрэлинги, она вызвала бы страшнейшую лихорадку. А вокруг порта, как успевал увидеть Эрик был сплошной хаос бедноты – грязные лачуги теснились буквально на берегу, налезая друг на друга, коричневые голые ребятишки резвились в пыли разбитой мостовой.
За своими мыслями Эрик и не заметил, как на вёслах подошли к самому берегу. Сняли деревянного резного дракона, чтобы не пугать и не разгневать местных богов и духов и спустили на воду шлюпки – все моряки Эрика для безопасности всегда подходили к берегу на шлюпках, чтобы в случае опасности можно было легко убраться восвояси.
Высадились на берег. Несколько матросов отправились за сушняком для костра, а остальные занялись починкой снастей и просмаливанием корабля – этим они занимались на каждой остановке. Кто-то пошёл разыскивать воду. А Эрик растянулся под раскидистой пальмой. Двое из матросов разводили костёр не вдалеке.
Эрик закрыл глаза, чтобы не видеть примелькавшиеся за столько дней плавания лица своих матросов и думал. а думал он о многом… Главным образом о том, что ему делать дальше, если он так и мне отыщет той благословенной земли – великого Винеланда – страны виноградников и лесов, что тогда? Возвращаться в Норегр? Никогда! Они его выгнали, и не станет он проситься назад, как нищий, просящий подаяния. Отныне он нидиенг и не станет унижаться перед старейшими тинга, чтобы его приняли назад, как побитую собачонку. Либо он найдёт Винеланд, либо!.. и никогда он, Эрик Ингварсон, сын отважного мореплавателя и морского вождя не станет просить помощи ни у кого, даже у своих братьев, что предали его, выгнав из лона семьи, а ведь он так верил им. А теперь… теперь он здесь, и что делать ему дальше, он не знает, и даже вещим норнам это неведомо. А здесь, на его корабле матросы уже бунтуют – они не хотят плыть дальше, плыть в неизвестность, плыть в никуда! А он, что им может дать он, этим людям, изголодавшимся, исстрадавшихся в этом вечном нескончаемом походе. И даже здесь, в своём родно море в своей стихии, на этом корабле среди своих матросов он был одинок. Никто из его матросов не любил своего вождя. Только двое гребцов – Асбьёрн и Бранд души в нём не чаяли. И они и были самыми умелыми и выносливыми. Они всегда сидели на передней скамье, на носу, куда обычно сажали самых смелых и отважных воинов, потому что вёсла в носовой части были куда длиннее и тяжелее вёсел вдоль всего борта. Только на носу и на корме вёсла были длинными, потому что дракары делались наподобие рыбачьих лодей – длинными и узкими с невысокими бортами и с носом и кормой, приподнятыми над водой, чтобы килем лучше было разрезать большую волну. Также на таком судне увеличивалась и манёвренность. Кнары, торговые суда, тоже были сделаны так, что их корма и нос тоже сильно приподнимались над водой, но в отличие от дракаров, кнары были плоскими и с высокими бортами. А гребных люков у кнаров было два, либо четыре – по два с каждой стороны, ведь кнары ходили обычно под парусами и вёсла им были особенно не нужны.
На следующий день пошёл дождь. Они проснулись под тропическим ливнем и с ворчанием стали выбираться из-под одеял и кутаться в промокшие насквозь плащи. Один только Эрик мирно спал под раскидистыми плотными листьями пальмы. Крупные частые капли дождя убаюкали его, и он уснул с рассветом и видел во сне родину и мать, что сидела на скамье с вязаньем и маленькие морщинки уже прорезавши е её лицо тонкой сетью виднелись отчётливо при тусклом свете масляного светильника.
А дождь всё лил и лил, барабаня по плотным листьям пальм. Стекая потоками с блестящей упругой поверхности листьев, тёплый тропический ливень шёл и шёл, не переставая. А Эрик спал.
Что ожидает его впереди, что увидит он, там, за горизонтом.
***
Дракар продирался сквозь пелену дождя на юго-восток, туда, где по предположениям Эрика и должна была находиться благословенная земля – Винеланд. Однажды они остановились на небольшом туземном островке. Он, в сущности был таким же как и все другие такие же островки – маленьким и бедным, те же голенькие ребятишки бегали по пляжу и резвились в густой дорожной пыли. Но что-то было не так – и это что-то был огромный невольничий базар, почти у самых сходен корабля. Здесь было полно разноцветных и разноязыких народностей и племён, многих Эрик знал, но некоторые были ему неведомы. И тут к его дракару со всех ног бросился высокий человек в рабской одежде. Он бежал, что-то крича и размахивал руками. Он буквально взлетел по сходням и подбежал к Эрику. Низко поклонившись, человек произнёс:
– Моё имя – Бёдвар. Я сын Виглафа Воина, родом из Норегр, я попал в плен к темнокожим и был продан торговцу рабами, и теперь я здесь. Помогите мне вернуться на родину. Сам я не видел Норегр уже двадцать лет.
– Хорошо, мы возьмём тебя с собой!– милостиво разрешил Эрик остаться викингу.
Он был высок, широкие плечи занимали почти всё пространство палубы корабля. Могучие жилистые руки и ноги выдавали привыкшего к оружию или веслу человека, хорошо сложённое тело было гибко и отличалось небывалой грацией и красотой. На вид ему было лет тридцать-тридцать пять. Ярко-голубые глаза вызывающе горели на светлом, но уже обожжённом южным тропическим солнцем лице, коротко остриженные, как у раба волосы отливали серебром, а походка выдавала привычного к штормам моряка.
– Ну, садись на весло, скоро отплываем. Думаю, тебе появляться на берегу не безопасно,– заявил Эрик и вскоре подняли на борт деревянные сходни, и дракар медленно отвалил от берега.
Мерно взмахивали вёсла, перед глазами Бёдвара были только потные под рубахами спины гребцов, а ему в затылок глядели зоркие глаза Эрика вождя. Бёдвара полюбили на судне – полюбили все, кроме Эгейра – одного из последних гребцов, что прославился своими кражами провизии и клеветой на товарищей. Эгейр очень завидовал тому положению, в котором с первых дней оказался пришелец. Он почти сразу же стал первым среди равных – точнее первым среди первых гребцов и теперь на ровне с Асбьёрном сидел на первой скамье и так же пользовался доверием вождя. Эгейр также завидовал и удивительной красоте Бёдвара. Сам он был невысок ростом, жиденькие волосы, какого-то мышиного цвета свисали вечно слипшимися грязными прядями. Он вёл свой род от ирландцев, а ирландцев Эрик да и вообще викинги не жаловали. И бедный Эгейр страдал немилосердно. И вот теперь он вымещал всю свою накопленную годами злобу на этих диких безбожников северян на Бёдваре. Он каждый день старался чем-нибудь уколоть его, да побольнее. Он таскал еду из кладовой, а говорил, что это Бёдвар, впрочем, все и так не сомневались в том, КТО причастен к этим кражам. Бёдвара всячески пытались огородить от нападок злобного полуирландца, но это не всегда им удавалось. Только, когда рядом был Асбьёрн или сам Эрик Эгейр не трогал Бёдвара, потому что побаивался могучих викингов, а особенно их кулаков. А, впрочем, Асбьёрн почти всегда был рядом, за исключением тех случаев, когда просил подменить себя у весла.
У Бёдвара был любимый пушистый белоснежный кот, которого сразу невзлюбил Эгейр. однажды Бёдвар разозлившись выбросил Эгейра за борт за то, что тот пытался дёрнуть его кота за хвост, что тому очень не нравилось – кот шипел и царапался. Но Эгейра выловили баграми, и все вволю насмеялись над ним.
– Мало того, что кот оцарапал да этот пришлый за борт выбросил, так ещё и товарищи смеются,– говорил он. И с тех пор он люто невзлюбил Бёдвара и его кота. Кот, видимо, в отличии от хозяина отвечал ему взаимностью. Стоило только Эгейру подойти близко, как он начинал выгибать спину, шипеть и выпускать длинные когти, и Эгейр спешил убраться подальше, чтобы кот ненароком снова не оставил на нём своих боевых отметин.