Морской дозор
Шрифт:
Судьба Му-Му явно не прельщала Геннадия Феоктистовича.
Кололся он, что твое сухое полено.
… «Нерпа» вынырнула буквально в трех метрах от борта шхуны. Поднимаясь на борт, Павлов уже даже не шатался, а попросту чуть не падал с ног от усталости. Он равнодушно взглянул на дрожащего, как в лихорадке, Берсентьева, сбросил с плеч ремни акваланга, сел прямо на палубу.
– Ты оттуда, Сережа? – Михаил заботливо склонился над другом. – Ну зачем, все ведь и так ясно. Вот надо было тебе нырять, тем более после такого взрыва. Что, все вдребезги?
– Ага. И яму завалило. Теперь ни вертолета,
– Ой! – схватился за голову Берсентьев. – Ой! Конец Байкалу…
– Да успокойся, образина продажная, – бесконечно усталым голосом сказал ему Полундра. – Не было там ртути. Самое страшное – рыбки до хрена глушанул твой китайский дружок. Во-он, видишь, вся поверхность в серебристых пятнах. Всплыла рыбка. Тоже ведь, если разобраться, браконьерство. Но за это пусть его адский рыбнадзор наказывает.
– А… А где же ртуть?! Ведь там, на вертолете, полтонны ее было! – Берсентьев полностью утратил понимание происходящего, словно в кошмарном сне оказался. – Ртуть-то где?!
– Сказал бы я тебе, где… – мечтательно прищелкнул языком Никифоров. – Да материться неохота. Под моей охраной ртуть, а вытащил ее из вертолета и спас Байкал Полундра. Теперь понял, придурок?
Конечно, не сразу, но Берсентьев понял. А поняв, вскочил, как в задницу уколотый, и стал второй раз за сегодняшний день лапать кобуру табельного оружия. Это что же получается? Он сам себя сдал с потрохами?!
Никифоров дернулся к генералу, но Полундра одним жестом остановил Михаила. Сам он следил за берсентьевскими манипуляциями с вялым интересом.
– Постой, Миша, не суетись… Любопытно даже.
– А – а! – моментально понял друга Кракен. – И впрямь любопытно.
Геннадий Феоктистович между тем все-таки исхитрился вытащить табельный ствол из разбухшей кобуры. Даже затвор передернуть не забыл, правда, тот упорно не хотел передергиваться…
Берсентьев зажмурил глаза, ткнул ствол «макарки» себе в правое ухо, судорожно нажал спуск… Еще раз нажал…
– Миша, отними у него пистолет, мне вставать лень, устал я очень…
Аккуратно вытащив из побелевших пальцев генерал-майора Берсентьева табельное оружие, из ствола которого уныло капала водичка, Никифоров назидательно сказал:
– Прежде чем стреляться, пистолет неплохо было бы разобрать, почистить и смазать. Затем поставить новую обойму с неподмоченными патронами. Но, самое главное, с чего ж это ты взял, что ты можешь застрелиться из настоящего боевого оружия, хотя б даже из «макарки»? Нетушки, такое удовольствие не про тебя. В нашем Усть-Баргузине про таких, как ты, типов говорили, что стреляться им можно только из говенного ружья. Понял, ты, ошибка природы?..
Глава 41
Утром следующего дня старший лейтенант подводного спецназа Сергей Павлов собирал свой немудреный багаж в комнатушке офицерской гостиницы.
На душе было исключительно погано. И Полун-дра прекрасно осознавал, почему.
Нет, вчерашние бюрократические мытарства, когда его, чуть живого от усталости, таскали то в военную прокуратуру, то в штаб ЗабВО, то еще куда-то, они как раз были ни при чем. Не первый год он служил. Хоть разбейся, хоть луну с неба для любимой Родины достань, хоть полтонны ртути со дна Байкала извлеки, а главное – изволь, друг, отчитаться и отрапортовать, как положено.
Тут выручил Кракен, Мишка Никифоров. Эту тяжесть он взял на себя. Теперь все документы оформлены, все протоколы подписаны, «Нерпа» уже на авиабазе в Горяченске, и вечером прибудет военно-транспортный «Ил-76». Погрузим «Нерпу», погрузимся сами, и прощай, Байкал.
Тем более что говорили с ним в самых высоких кабинетах ЗабВО даже не просто уважительно, а с некоторой опаской: как же! Самого Берсентьева свалил!
И опять же, по странному стечению обстоятельств, испытания подводного самолета не просто удались, а удались на двести процентов. И резак алмазный испытан, и режим ожидания с автопилотом, и даже мини-торпеда. Хорошо ведь сработала, от Чжоу Фан Линя если что и осталось, то именно мокрое место.
Контр-адмирал Сорокин будет доволен… Глядишь, еще и медальку дадут, а то и очередную звездочку на погоны.
Так почему же ему настолько муторно, что хоть волком вой?! Сергей окинул голый казенный гостиничный номер тоскливым взглядом.
Смерть Тима Котельникова? Да, эта заноза бу – дет саднить долго. Но он отомстил за Тимофея и сейчас думает совсем не о нем.
«Давай-ка не врать самому себе, самое поганое занятие, – подумал Павлов. – Тебе не дает покоя малышка, Леночка Берсентьева. Ты весь в белом, ты герой, спаситель Байкала, а она?.. Что будет с девчушкой? Мало того, с боевым другом, Полундра! Что, разве она тебе не помогла тогда, в самую критическую минуту? К тому же она влюблена в тебя, впервые влюблена, по-серьезному! Господи, да что ж мне делать, как ей помочь, я ведь с ума сойду. Отец под следствием, он неминуемо сядет. Мать… Видел я ее мать! Так ведь она тоже сядет, скорее всего, мне вчера в военной прокуратуре много чего про последний рейс "Ми-26" говорили. Эх, поглядеть бы в глаза этой хладнокровной сволочи, капитанчику, который меня допрашивал. Да где там! Спрятался, скотина».
Но нет, не получилось у Павлова увести мысли на другой путь, в ином направлении. Под гостиничным балконом раздался характерный треск мотороллера. Через минуту Леночка уже повисла на шее у Полундры.
– Уезжаешь? Я знаю, что ты не можешь взять меня с собой. – Ее душили слезы. – Но я еще раз прошу тебя, Сережа, возьми, а? Хочешь, я всю жизнь буду твоей любовницей, мне больше ничего не нужно, поверь! Ты говорил, что твою жену Наташей зовут? А сыночка Андрюшей? Ты их очень любишь, да?
– Очень, – губы у Павлова будто свинцом налились.
– А меня? Ну хоть немножко? Неужели нет?
– Малыш, тут, видишь ли… – Полундра замялся, – тут не бывает немножко. Тебя еще полюбят, Лена. Да так, что ты сама удивишься. И это будет очень хороший человек, ты уж поверь моему опыту, плохие от тебя попросту отталкиваться будут. А ты от них. Ну а я… Давай навсегда останемся боевыми друзьями. Ладно?
Он недооценил эту девушку, ожидая после своих слов чего угодно: вспышки злобы, истеричных рыданий, деланого смеха, наконец.
Но Елена чуть привстала на цыпочки, очень нежно поцеловала его в губы и тихо прошептала: «Ладно. Ты прав. А я – дурочка».