Морской князь
Шрифт:
– Ты хочешь сказать, что, если я соглашусь, она сама поведет нас туда?
Олята не ответил, весь его вид говорил: ну что ты спрашиваешь о столь очевидном?
Рыбья Кровь подошел к Калчу, которая, сидя на земле, дожидалась, когда князь наговорится с кутигурским пленником.
– Я соглашусь, если ты и твои пятьдесят воинов поедете со мной в мой стан.
Переговорщица ничуть не удивилась его требованию.
– Взамен пускай твои пятьдесят воинов перейдут к моим людям.
– Нет, я заложников вам давать не буду.
– Разве, чтобы что-то получить, не надо что-то отдать взамен? Будет нехорошо, если мои люди подумают, что великий князь решил слукавить.
У Дарника тоже были свои знаки команд воинами на расстоянии, и, когда он особым образом помахал в воздухе рукой, к их группе прискакал один Янар.
Князь коротко переговорил с ним на ромейском. Янар согласился сам с двадцатью хазарами идти к кутигурам в заложники, если только это ненадолго.
Калчу против обмена пятидесяти кутигур на двадцать хазар не возражала. Еще несколько мелких уточнений – и Янар вместе со своей ватагой в сопровождении кутигурского провожатого двинулся в степь, а полсотни кутигур направились к дарникскому стану следом за князем и тысячской. Оставшаяся тридцатка дарникцев трусила чуть в стороне, с опаской посматривая на вооруженных заложников.
За версту от стана среди своих сбившихся в кучу дозорных Дарника уже поджидал Корней.
– Это что, ты уже и пленных взял?! – только и мог он сказать.
6
На военном совете разгорелись жаркие споры.
– Какое нам дело до их детей? С какой стати мы должны в этом участвовать? – возмущался Буним. – Очень хорошо, что они там застряли. У нас есть хорошая возможность здесь без помех закрепиться, и, если кутигуры пойдут зимой по льду на правый берег, нам удобно будет ударить им в спину. Как эти аборики, захватим их обозы и семьи.
– А что, если помочь не кутигурам, а аборикам, ударить орде в спину возле Хемода, враг моего врага – мой друг, – нашел неожиданный выход Макариос. – Аборики еще нам и заплатят за то, что мы освободили их от орды этих вонючих дикарей.
– Мы хотели закупать шерсть, вот и будем закупать шерсть, – рассуждал Корней. – Можно продать кутигурам немного клевцов и наконечников для стрел, чтобы они и дальше осаждали Хемод и никому не мешали.
– Только как бы потом эти наконечники в нас не полетели, – Гладила уже привыкал подавать на советах свой пока еще робкий голос.
Амырчак был скорее «за», чем «против», помочь кутигурам:
– Если Хемод находится на Северном торговом пути да еще на главной переправе через Яик, то нам рано или поздно все равно придется столкнуться с ними. Но я не уверен, что это надо делать с кутигурами. Устроив резню аборикам, они спокойно перебросятся потом и на нас.
Леонидас говорил как всегда перед заключительным словом Дарника:
– Если все-таки будем помогать кутигурам, надо установить с ними такой порядок, чтобы ближе, чем на полмили, они ни к нашей походной колонне, ни к нашим лагерям не подходят.
Теперь все ожидали, что скажет князь.
– Каждый из вас по-своему прав, но выпроваживать добровольно пришедших к нам заложников уже не с руки. Это была моя ошибка. Когда я позвал их сюда, я никак не думал, что они так легко согласятся. До Яика четыреста верст. Пока мы туда дойдем, победят либо аборики, либо кутигуры, либо наши заложники своим поведением вынудят расторгнуть мой с ними устный уговор.
Недовольных таким решением не было, все советники одобрительно цокали языками и кивали головами: князь – умница, свое дело крепко знает.
– Мои советники тоже согласны помочь кутигурам с осадой Хемода, – сообщил князь Калчу, вместе со своей полусотней расположившейся в центре дарникского стана. – Только хотят, чтобы твоя тысяча не скрывалась, а следовала рядом с нашим войском на расстоянии в четыре стрелища.
– Хорошо, только наше войско пойдет не рядом, а позади вашего, – ответила тысячская. – Воины спрашивают, можно ли им оставить при себе оружие и надо ли привозить им сюда свои съестные припасы?
– Скажи им, что кормить их здесь будут как всех, ничего им привозить не надо. Из оружия пускай оставят при себе свои ножи, все другое в конце дня лучше сложить на повозку, которая будет ехать с ними.
– Не сейчас, а в конце дня? – уточнила чуть удивленная Калчу.
– Пускай они немного привыкнут, что здесь их никто трогать и задирать не будет.
Тысячская перевела слова князя своей полусотне и, судя по их возгласам, те тоже остались довольны таким раскладом. После чего один из кутигур был послан сообщить их войску о приказе Калчу присоединяться сзади к войску князя Дарника.
Присутствие кутигурской полусотни заложников вызвало огромный интерес у всех союзников, в дарникский стан потянулись и ромеи, и хазары, и луры. Всем интересно было не только рассмотреть, но и потрогать кутигур руками. Их длинные стрелы со свистками, пики с хвостами, железные и действительно каменные булавы вызывали самый живой интерес. Отдав приказ начинать походное движение, Рыбья Кровь специально подзадержался возле заложников и дождался, чего хотел: один из дарникских полусотских достаточно бесцеремонно захотел посмотреть, какие доспехи находятся у кутигурского воина под овчинным кафтаном, за что кутигур его оттолкнул так, что словенин едва не упал.
– Привязать к повозке! – распорядился князь.
Полусотского вместе с его оруженосцем тут же привязали на поводке к одной из повозок, но если полусотский как младший воевода был оставлен в одежде, то его оруженосец раздет догола, а всю его одежду, как водится, вместе с оружием завязали в большой мешок, который оруженосцу предстояло до конца дня тащить на спине. Причем эта повозка должна была двигаться все время на виду у заложников.
На круглых бесстрастных кутигурских лицах по этому поводу трудно было прочитать какие-либо чувства, но уж недовольства от такой расправы над их обидчиком там точно не было.
– Можно мне посмотреть на твое войско? – попросила Калчу.
Князь не возражал, и, едва войско тронулась в путь, она поехала бок о бок с Дарником, внимательно все разглядывая.
«Может быть, это и есть главная цель ее добровольного пленения, – подумал Рыбья Кровь, – узнать нашу силу и возможности изнутри».
Вскоре к ним присоединился Леонидас, ему тоже хотелось получше рассмотреть необычную воительницу, степную амазонку, как он ее назвал. От его внимания не ускользнула изуродованная рука Калчу.