Морской лев

Вербицкий Сергей

На хитрый женский ум всегда найдется разумный ключ у мужчины, и Захаров придумал историю, раскрыв лишь незначительные места замутненных заводей его жизни. Тонкая душа Надежды сразу почувствовала, что в словах Ивана столько же правды, сколько света было в их комнате. И все же она больше не продолжала настаивать на исповеди с его стороны. А зуд жажды знать о том, что же в конечном счете произошло с ее мужем, как-то стих сам собой, и она ответила ему всей откровенностью своего тела и души. Вмиг частота жизненных сил увеличилась вдвое, посыпались магические заклинания, наполнившие ее лагуну приливом чудодейственной

влаги. И он тут же спустился к ней, мечтая подарить ей королевское наслаждение. Ее тело, подобно поверхности планеты, в эту ночь отдавало все тепло, что было накоплено за время, проведенное в разных измерениях, а ее бугорки и холмики, впадины и небольшие углубления буквально искрились от его прикосновения, звуча отголоском в их сердцах, а изящные движения только усиливали волшебное свечение.

Солнце обошло Землю и выглянуло из-за противоположной стороны, извещая их о приближающемся расставании. Участники же святого таинства так и не сомкнули глаз, пройдя вместе сквозь ночь. И вот лицемерная одежда вновь опутала тело Надежды, скрыв красоту и откровенность ее наготы. Иван поднялся чуть позже, направившись в комнату сына, он хотел попрощаться с ним.

Саша пребывал в глубоком плену утреннего сна. Захаров присел на краешек кровати и долго смотрел на сына. Перед уходом он тихо поцеловал его в лоб, отчего тот встрепенулся, и казалось, что он сейчас проснется, но сон не хотел его выпускать из своих объятий, лишь позволив ему открыть один глаз и прошептать: «Папа». Иван сдержал себя от попытки усадить его к себе на колени, отправился на кухню, где Надежда уже готовила завтрак.

Большие часы в прихожей пробили роковые шесть часов утра, Надежда обняла Ивана и сказала:

– Ванечка, милый, я люблю тебя и всегда буду любить… Господи, как я не хочу тебя отпускать, – растерянно обнимая Захарова, молитвенно произнесла Надежда.

Когда хозяин собирался вновь в командировку (а произошло это почему-то на следующий день), Найда скулила и не хотела его отпускать, она буквально вцепилась зубами в его штанину, угрожая порвать ее. Святослав Михайлович насилу вырвался, тщетно пытаясь успокоить собаку. После его ухода Найда еще долго скулила от горя.

Яркие солнечные лучи брызнули прямо в глаза Захарову, отчего тот пошел прямо по интуиции, не замечая справа стоящую у бордюра белую «Волгу». Через секунду глаза прояснили для него окружающую обстановку, и он, увидев ожидавшую его машину, пошел к ней. Спустя минуту дверь хлопнула, и груда белого железа вновь обрела жизнь и помчалась куда-то по дороге, увозя с собой Захарова в темное будущее.

Запись датирована 30 июня 1990 года

Целый месяц ушел у Надежды на увольнение с работы, на перевод Саши из местной школы в московскую, на сборы необходимых вещей и на всякие мелочи, которые в отдельности не представляют собой, казалось бы, никакого значения, но, собираясь в кучу, они образуют существенную помеху, препятствующую дальнейшему движению вперед.

Болотного цвета пыльные вагоны поезда Мурманск – Ленинград ожидали своих пассажиров на первой платформе. Надежда стояла в окружении сумок и чемоданов, не торопясь подходить к пышногрудой проводнице, около

которой уже собралась небольшая толпа отъезжающих. Ее провожал только один Куликов. Слух об аресте Захарова разнесся по военному городку со сверхзвуковой скоростью, и из когда-то обширного круга знакомых и друзей никого не осталось. Все вдруг как по команде стали сторониться Надежды: ссылаясь на чрезвычайную занятость, сочувствуя ей мимоходом, они скрывались за ближайшим углом.

– Мама, а когда мы поедем? – спросил Саша.

Надежда бросила взгляд на проводницу и, увидев, что вокруг нее уже никого нет, повернулась к Куликову:

– Ну, все, Федор Михайлович, давайте прощаться, командир командует отбой, – прижимая к себе сына, сказала Надежда. – Спасибо, что помогли, а то я не знаю, что бы делала: чемоданов-то вон сколько, – она в очередной раз оглядела свой багаж, попутно проверяя, все ли на месте.

– Да я ничем таким и не помог. За что ж меня благодарить… – растерянно произнес Куликов, – я сейчас отнесу сумки, а вы пока оформляйте билеты.

Каждый взял по две сумки, а Куликов помимо чемоданов умудрился взять еще и оставшийся пакет. Женщина в синем железнодорожном костюме, взглянув на проездные документы, тут же пропустила новых пассажиров. Места находились в середине вагона, этому поспособствовал Куликов: когда стоял в очереди, он настойчиво попросил у кассирши дать ему места подальше от туалета. Прежде чем устроиться на новом месте, Надежда вытащила из сумки тряпку и вытерла спальные полки из синего кожзаменителя.

– Мама, мама, я буду спать наверху, – голосил радостный Саша, – единственный, кто был рад скорому путешествию.

– Устроились, теперь прощайте, Надежда, – сказал Куликов.

– Саша, ты пока посиди здесь, а мама сейчас придет.

– А ты куда?

– Попрощаться с дядей Федором.

– А поезд без тебя не уйдет?

– Нет, не уйдет, посиди здесь, ладно?

– Посижу.

Оба пошли узким коридором на выход. Оказавшись вновь на перроне, они стояли молча друг напротив друга.

– Федор, я вас совсем не знаю, с этими сборами я как-то о вас даже и не думала, – как-то неловко прервала тишину Надежда.

– Чего не думали? – подхватил Куликов.

– Ну, почему вы стали мне помогать, – растерянно сказала Надежда.

– Потому что я виновник катастрофы.

– Какой катастрофы? – не понимая, спросила она.

– За которую ваш муж арестован.

– Он не арестован…

Весь состав содрогнулся, и послышался свист локомотива.

– Товарищи пассажиры, просьба всем занять свои места, а провожающих – покинуть вагон. Гражданка, вы отъезжаете?

– Да.

– Тогда пройдите в вагон, поезд отправляется.

– Как не арестован? – спросил Куликов

– Так, – уходя, ответила Надежда, – спасибо вам, Федор Михайлович, за помощь.

Лицо Куликова просветлело, и он улыбнулся.