Морской лев

Вербицкий Сергей

– Вот и моя берлога, – с некоторым наслаждением произнес Канарейкин.

Помещение, в котором располагался кабинет, было довольно просторное: у дальней стены стоял письменный стол, заваленный бумагами и картонными папками, у изголовья висел портрет Ю. Андропова, а вдоль стен находились стеллажи, заполненные книгами и журналами различной документации. Большие окна на противоположной стене от двери были занавешены плотными шторами.

– Просторный у вас кабинет, мне б такой, – сказал Захаров, оглядывая помещение.

Канарейкин, поняв намек, застенчиво улыбнулся.

– Да

сразу-то я как-то и не сообразил, куда тебя определить, делов-то вон сколько, – и он указал на лежащий ворох бумаг на столе, – поэтому и сунул тебя куда попало. А вообще, на первом уровне у нас жилье для прикомандированных рабочих. Ну, сегодня еще как-нибудь переночуешь, а завтра мы тебе что-нибудь более существенное подыщем. Хорошо?

– Хорошо. Может, откроем шторы, что у вас там за окном? – предложил Захаров.

– Не надо открывать, – остановил его движение Канарейкин.

– Почему? – удивился Захаров, заметив некоторую суету полковника.

– Там сюрприз для вас, – несколько застенчиво сказал Канарейкин.

– Какой сюрприз?

– Из окон виден «Морской лев». Я бы хотел, чтобы он вас сейчас не отвлекал. Вы его завтра увидите.

– Ну, завтра так завтра, – отходя от окна, сказал Захаров. – Что же Горбачева не повесили? Храните верность Андропову? – подходя к письменному столу и показывая на портрет, спросил Захаров.

– А благодаря кому эта база была построена и сформировано это управление, в котором вам удостоилась честь служить?.. Знай Горбачев про нее с его идеями о разоружении – неизвестно, что с ней сделать могут.

– Так, выходит, мы с вами тут на полулегальном положении?

– Ни на каком не на полулегальном положении. Успокойтесь, есть силы, – Канарейкин поднял указательный палец, – там, наверху, которые способны позаботиться о безопасности страны. Просто не всем все знать, даже если ты и Генеральный секретарь. Он уже со своей перестройкой у всех вот где, – и Канарейкин провел внутренним ребром ладони по горлу.

Захаров был шокирован таким высказыванием: он никогда не подвергал сомнению действия партийной элиты.

– Вы же коммунист. Как вы можете такое говорить? – пробовал возразить он.

– Вот потому что коммунист, я и говорю. До чего страну довел: все теперь по талонам, скоро в сортир сходить, нужду справить, тоже будет по талонам. Еще год- другой такой дребедени – и страна не выдержит…

– А на вашей базе что-то незаметно, что в стране кризис.

– Потому что дело умелыми руками организовано, поэтому и незаметно. Все, кончили байки разводить, давай делом заниматься.

Канарейкин уселся за стол, надел очки и принял деловой вид, а у Захарова впервые за время их знакомства зародились первые ростки недоверия к «хозяину» базы.

Мексиканское плоскогорье возвышается над безупречно гладкой поверхностью воды на две с половиной тысячи метров. Там, в полюбившей солнечный закат, отчего та и окрасилась в его цвета, пустыне Жоранда-дель Муэрто, меж двух камней ветер бросил семечко кактуса. Упав в их тень и смочившись утренней росой, из раковины, в которой заключалась колючая жизнь, высунулся маленький хвостик нейтрального цвета. Он смело вгрызся в каменистый песок, собирая все остатки влаги в округе. Спустя уже месяц из-за каменных охранников к солнечному свету вылезла ярко-зеленая змейка, покрытая еще едва заметными листиками, которые в защите от алчущего солнца свернулись, превратясь в колючки.

Бумаги, которые должен был заполнить, а затем и подписать, оказалось такое множество, что у Захарова буквально дрябла рука. Ему никогда прежде не приходилось столько работать шариковой ручкой, и тогда он предложил Канарейкину сделать перерыв. Тот с безразличным видом открыл ящик и достал из него черную телефонную трубку без провода. Выдвинув из нее антенну и нажав несколько кнопок, Канарейкин распорядился принести к нему в кабинет две чашки кофе со сливками.

– Просто удивительно, – недоумевая, сказал Захаров, – я когда принимал лодку на флоте, – и то столько бумаг не заполнял, а здесь ужас какой-то: за каждую безделушку нужно свою роспись поставить.

– А вы как хотели, Иван Алексеевич? Чтоб мы вам технику на шесть миллиардов гринов доверили и взяли только две ваши закорючки? Нет уж, мы с вас за это спросим по всей форме.

Раздался глухой звонок. Полковник нажал на кнопку где-то внизу стола, дверь открылась, и в кабинет вошел человек, который принес заказанный Канарейкиным кофе.

– Каких гринов? – почти шепотом спросил Захаров, когда кухонный работник скрылся за дверями кабинета.

– Долларов, долларов, – не отрывая взгляда от какой-то бумаги, ответил Канарейкин.

– Долларов? Она что, из золота сделана что ли?

– Не из золота, но если на ней стоит самое новейшее оборудование и в это оборудование впаяны технологии будущего, то за это, как вы думаете, нужно платить или нет.

– Интересно было бы посмотреть на нее, действительно ли она стоит таких денег. Может, мне приоткрыть шторку и оценить хотя бы поверхностно? Так сказать, прикинуть по корпусу.

– Ты что, купец что ли? Да был бы ты хоть и купец, у тебя таких денег-то сроду родов не было и не будет, – рассмеялся Канарейкин. – Вы мне поверьте, Иван Алексеевич, она стоит этих денег. Она, может, даже больше стоит. Я вот хоть и не специалист в этой области, но когда я один раз все-таки залез в нее – так у меня все представление о подводных лодках переменилось. Это не подводная лодка, а какой-то космический корабль из фантастических рассказов.

– А вы когда-нибудь прежде бывали на подводных лодках?

– Нет, не бывал, но так, по рассказам, да по телевизору видел. Ну, это что-то среднее между котельной, тепловозом, плацкартным вагоном и атомной электростанцией.

– Ничего себе представление, – удивленно произнес Захаров.

– Так вот, у меня все перевернулось: никаких труб я там не увидел, теснота практически не ощущается, там даже библиотека есть, правда, виртуальная.