Морской путь в Индию
Шрифт:
Даже если отбросить вымыслы эпической поэмы Камоэнса и мифы, выросшие вокруг фигуры Васко да Гамы, его первое плавание было одним из событий, составляющих эпоху в истории человечества после похода Александра Македонского в Индию в 327–324 годах до нашей эры: это была первая встреча целой экспедиции людей Запада с людьми Востока. Хотя ни Европа, ни Азия не могли в то время осознать этого, ход мировых событий был направлен по новому руслу. Гама и его корабли открыли новые далекие горизонты. В последние два десятилетия XV века Бартоломеу Диаш, Христофор Колумб и Васко да Гама раздвинули границы европейского мира в различных направлениях на тысячи и тысячи миль. Были пересечены и нанесены на карту океаны, по которым европейцы раньше не плавали, осмотрены неведомые берега, исследованы новые земли. Людей Запада море больше не ограничивало и не сковывало, отныне они стали исследовать и заселять далекие страны, завоевывать и эксплуатировать чужие народы — этот процесс достигает своих пределов, повидимому, только в наши дни [345] .
345
В
Другое важное последствие открытия морского пути в Индию — окончательное смещение центра европейской истории. В древние времена великой ареной морских предприятий, начиная с первых путешествий сидонских, тирских и карфагенских галер, было Средиземное море. Появление Ганзейского союза с его торговыми пунктами по западному морскому побережью Европы было отмечено ростом ряда атлантических портов. Экспансия Оттоманской империи и пиратских североафриканских государств, наряду с падением Константинополя, сделала средиземноморские торговые пути еще более опасными и ненадежными, препятствовала мореплаванию и наносила огромный ущерб транзитной караванной торговле.
Открытие Америки Колумбом и открытие морского пути в Индию Гамой завершили процесс, в результате которого атлантическое побережье получило преобладающее значение для развития торговли и укрепления мощи европейских государств, а Средиземное море перестало быть центром западной торговли.
Открытие португальцев привело еще к одному большому изменению. До плавания Гамы на торговле с Востоком, прямо или косвенно, наживались — и вследствие этого приобретали возможность поощрять культуру и образование — города Италии; торговля с Востоком наполняла их сокровищницы и укрепляла их мощь.
Едва только «Сан-Габриэл» и «Берриу», вернувшись из Индии, бросили якоря в водах Тежу, как итальянские послы и шпионы в Португалии стали посылать отчаянные письма своим правительствам: они быстро поняли серьезную угрозу, создавшуюся для процветания Италии. Один венецианец писал в своем дневнике: «Как только новость о возвращении Гамы достигла Венеции, народ был поражен как громом и наиболее мудрые из людей считали это худшим известием, какое только могло быть получено». Эта новость означала, что поток богатства отхлынет от итальянских городов к берегам Атлантического океана и что вслед за центрами торговли с Средиземного моря передвинутся на запад и центры европейской цивилизации.
Наконец, открытие пути в Индию вокруг мыса Доброй Надежды ослабляло владычество турок, так как оно привело к тому, что на Востоке обосновалась европейская держава, которая вскоре значительно сократила турецкие доходы. Это способствовало постепенному ослаблению мусульманской державы, которая угрожала низвергнуть королевства Западной Европы, подобно тому как она уничтожила Римскую империю и другие империи на Востоке.
Тем не менее Гама не выполнил одной важной задачи, стоявшей перед его экспедицией. Ему не удалось проявить то сочетание проницательности, такта и терпения, которое столь необходимо в ведении дел с народами Востока. Он всюду вызывал недовольство и ненависть — как на берегах Африки, так и в Индии. Это недовольство и ненависть, а также страх, который внушали его высокомерие, надменность и его беспощадная решимость, его ничем не сдерживаемый темперамент и его пренебрежение правдой, когда ему казалось, что ложь лучше служит его целям, — все это затрудняло завоевание и эксплуатацию открытых им стран для тех, кто пришел после него, и в конечном счете в значительной степени способствовало утрате престижа и упадку могущества португальцев в Африке и Азии [346] .
346
Конечно, этот упадок объясняется рядом других причин, которые связаны как с историческим ходом событий в самой Португалии, так и с ростом морского могущества других западноевропейских держав, представители которых вели себя в захваченных ими странах не лучше Васко да Гамы. — Прим. ред.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ.
ПОРТУГАЛИЯ, 1499–1502 ГОДЫ
Знать, португальским всем товарам
Сбыт обеспечен в Свете Старом.
Сразу после получения сообщения Коэлью (а может быть, Жуана да Са) об успехе плавания Гамы и даже до того, как аДмирал прибыл в Лиссабон, дон Мануэл прибавил к своему титулу «короля Португалии и Алгарви по сю сторону и за морем, в Африке» [347]
347
Заморской Алгарви называлась северо-западная окраина Африки, прилегающая к Гибралтарскому проливу, завоеванная португальцами в правление короля Аффонсу V «Африканского» в третьей четверти XV века. — Прим. ред.
348
Впервые этот титул был употреблен в письме к кардиналу дону Жоржи да Кошта, 28 августа 1499 года
Успех Гамы не только побудил короля Мануэла принять новый пышный титул, который фактически мало согласовывался с достижениями первого похода в Индию, но и вообще возымел странное на него действие. Легкомысленный и беспокойный по природе, король ушел с головой в строительные дела, проявив больше пыла, чем рассудительности; более того, жажда власти, порожденная успехами в Индии, заставили его совершить ряд поступков, граничивших с сумасшествием. Непосредственный предшественник Мануэла, Жуан II, так много сделавший для поощрения исследования дальних морей, покоился в Сэ — кафедральном соборе Силвиша [349] . Одним из первых актов Мануэла после возвращения Васко да Гамы из Индии был приказ перенести тело Жуана в монастырь Батальи. Это было сделано, как показалось многим португальцам, с неподобающей пышностью и торжественностью.
349
Силвиш — старинный город южнопортугальской области Алгарви, бывший в то время областным центром. — Прим. ред.
Передвигаясь из одной местности в другую в сопровождении грандов государства, архиепископов, епископов, восьмидесяти капелланов и певчих, король, перед которым шел дико гремевший оркестр, состоявший из трубачей, свирельщиков, тромбонистов и барабанщиков (а ночью перед ним шли факельщики), проходил через равнины королевства в течение нескольких суток без перерыва, ведя погребальный кортеж. По ночам, среди молчания печалящегося народа, где бы кортеж ни останавливался, [Мануэлу] являлся дух усопшего короля, а в церкви Батальи, среди ночи, когда церемония [переноса] закончилась, воспоминание о человеке, проявившем такую настойчивость в подготовке великого дела, завершение которого было сейчас увенчано успехом, вызвало у него жгучее любопытство. Почти тайно он прошел в церковь и приказал открыть гроб Жуана, чтобы посмотреть на него. Он увидел тело, покрытое известковой пылью, и велел монахам сдуть ее через тростниковые трубки и сам им помогал, а потом он стал вновь и вновь целовать руки и ноги мертвеца. То была драматическая встреча — встреча мертвого и живого королей. На это зрелище стоило посмотреть.
Вскоре после этого (10 декабря 1500 года) Мануэл приказал выкорчевать все оливковые деревья в Лиссабоне — именно они придавали городу живописность, — росшие во дворах церквей, монастырей или феодальных дворцов. Он приказал также расчистить и выровнять место у городских стен и в некоторых других частях города.
Особенно важно было то, что он начал строить новые общественные здания, в том числе величественные дворцы Рибейра, Каза-да-Индиа, Алмасинш (королевские пакгаузы) и Терсенаш (склады) в Катакифараше. Полный нетерпения и стремясь жить в возбужденной атмосфере строительства, шума и сумятицы, он отремонтировал дворец Сантуш-у-Велью и поселился в нем на время, пока строились его новые дворцы.
Наиболее честолюбивым проектом Мануэла в это время была постройка церкви иеронимитов в Белене, на месте церкви, в которой молились Васко да Гама и его моряки перед отправлением в свое полное приключений плавание. Эту церковь он задумал как вечный памятник в честь открытия Индии. Она до сих пор остается одним из величайших памятников архитектуры португальского Возрождения и представляет особый интерес для тех, кто изучает жизнь и приключения Васко да Гамы и Луиша Камоэнса.
Территорию Риштеллу король получил от братьев ордена Христа и в декабре 1499 года передал ее «главе и братьям ордена святого Иеронима — это был святой, которого король считал своим личным покровителем, — чтобы они воздвигнули там монастырь, возложив на них обязанность, помимо треб, предусмотренных по уставу, молиться за душу инфанта [Генриха], основателя раньше стоявшей на этом месте церкви, молиться за монарха-дарителя и его преемников». После этого Мануэл изменил название местечка Риштеллу на Белен (Вифлеем). Когда орден Христа отдавал эту церковь, он, к сожалению, удалил каменную статую богоматери с Христом, сидящих на деревянном кресле, — эта статуя была в церкви, когда Гама и его матросы бодрствовали в ночь на 8 июля перед отплытием в Индию. Монахи поставили статую в старой церкви Непорочного Зачатия («Conceic~ao Velha»), где она находится и до сих пор, не пострадав от ужасного пожара, который разрушил значительную часть церкви.