Морской путь в Индию
Шрифт:
Тогда, как и теперь, было много отшельников, бродивших по улицам городов или живших в лесах. Сасетти, ездивший в Индию в 1585 году, видел множество отшельников. «Некоторые стоят на золе или на самом солнцепеке. Другие лишали девственности две-три тысячи девиц, путешествия для этого по разным местностям, и тут (в Каликуте) есть особый храм для этой цели».
Как и во всех морских портах мира, проституция в Каликуте была обыкновенным явлением. Итальянский путешественник, посетивший город в ту эпоху, писал: «Публичных женщин для желающих полно где угодно, они живут в своих собственных домах по всему городу и привлекают мужчин тонкими духами и умащениями, ласками, красотой и молодостью. Воистину индийцы весьма склонны к любострастию».
Таков был Каликут, богатейший город Малабарского побережья, перед которым флотилия Васко да Гамы бросила якорь вечером 20 мая 1498 года.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
ПОРТУГАЛЬЦЫ
Странники, кто вы? Откуда плывете дорогою влажной?
Едете ль вы по делам иль блуждаете в море без цели.
Как поступают обычно разбойники, рыская всюду,
Жизнью играя своей и беды неся чужеземцам.
Едва только флотилия Гамы стала на якорь в двух лигах от Каликута и около полутора лиг от берега, как к кораблям подплыли четыре маленькие лодки (алмадии). Сидевшие в них люди задали несколько коротких вопросов, откуда чужеземцы прибыли и к какой нации они принадлежат? Затем лодки удалились. Моряки, склонившись над бортом, смотрели, как лодки плывут обратно к берегу: фосфоресцирующая вода, подобно алмазам, каплями стекала с поднимающихся и опускающихся весел Повсюду вокруг флотилии виднелись рыбачьи лодки; португальцы наблюдали новый, странный для них способ рыбной ловли. Рыбаки подманивали рыбу факелами и фонарями, рыба прыгала из воды в низкобортные лодки; все это не стоило никаких усилий — надо было только отвезти улов на рынок.
Ночь прошла без инцидентов, хотя вся команда флотилии нервничала: после двадцати одного томительного дня, потраченного на переход из Малинди, матросы мечтали попасть, наконец, на берег. Они уже предвкушали радости отпуска, который проведут в городе, и, собравшись группами, пели на палубе до глубокой ночи. Любимой песней экипажа было «Кантига» Жила Висенти, который писал и на испанском и на португальском языке
Очень пригожа девица, Очень мила и прекрасна! Скажи, скажи, моряк, Ты ведь жил на кораблях, Так ли прекрасны Корабль, парус или звезда? [318]318
Muy graciosa es la doncella
Como es bella у hermosa,
Digas tu, el mannero,
Que en las naves vivias,
Si la nave 'o la vela 'o la estrella
Es tan bella
На следующее утро, лишь поднялось над горизонтом солнце, у трапа флагманского корабля опять появились лодки, подплывавшие сюда накануне вечером. Гама решил немедленно приступить к осуществлению своих планов. К адмиралу был вызван один из осужденных преступников, Жуан Нуниш, крещеный еврей, немного знавший арабский и древнееврейский языки. Гама приказал ему сесть в одну из ал мадий и привезти отчет обо всем, что он услышит и увидит [319] .
На берегу собралась толпа, наблюдавшая, как чужеземец, приехавший с одним из больших кораблей, выходит на берег. Нунишу и людям, которые доставили его на берег, было трудно пробиться в город через толпу. Его сразу же отвели в дом к двум тунисским или оранским арабам, которые «могли говорить по-кастильски и по-генуэзски». Они грубо поздоровались с Нунишем, и по их первым словам уже можно было предсказать тот конфликт, который возник в Индии между христианами и мусульманами. «Чорт вас подери, кто вас сюда принес?» [320] — с этого начали арабы. Они спросили Нуниша, чего он ищет так далеко от родины, и гот ответил: «Мы пришли искать христиан и пряности». В ответ на вопрос, почему не послали своих кораблей правительства Кастилии, Франции или Венеции, Нуниш смело солгал «Потому что король Португалии этого не позволил».
319
Корреа (впрочем, как уже указывалось, он не служит надежным источником для освещения этого плавания) заявляет, что Нуниш был «человеком тонкого ума» и что Васко да Гама послал его на берег «под видом покупателя, дав ему денег, чтобы он покупал продовольствие и хорошенько осмотрел весь город ничего не говорил и не отвечал на вопросы и вернулся ночевать на корабль»
320
«Al diabro que te doo quem te traxo aqu`a»
После беседы с мусульманами Нунишу дали поесть пшеничного хлеба с медом, а затем он вернулся на корабль вместе с одним из принимавших его арабов. Этот человек, которого португальцы стали звать Монсайди [321] , очевидно, больше думал о возможностях наживы, чем о политической и экономической
321
Вероятно, искажение арабского «эль масуд» («счастливый»). Согласно имеющимся сведениям, Монсайди оказал португальцам во время их пребывания в Каликуте много ценных услуг. Это навлекло на него вражду со стороны его единоплеменников, и он отправился с Гамой в Португалию. Там он принял христианство и жил до самой смерти.
Корреа заявляет, что Монсайди на самом деле звали Алонсо Перес, что он был испанец, родился в Севилье, в возрасте пяти лет быт похищен арабами и обращен в мусульманство, «но что бог на небе знал, что его душа была христианской».
Когда Гама узнал, что саморин находится в Поннани — прибрежном городе в 28 милях к югу от Каликута — он направил в Поннани переводчика Фернана Мартинша, кроме того, еще одного Португальца и Монсайди с письмом о том, что посол португальского короля подплыл к Каликуту с письмами для его величества и что, если он пожелает, письма будут направлены ему туда, где он находится. Саморин принял обоих португальцев самым дружественным образом и послал приветствие Гаме, сообщая, что он собирается вскоре прибыть в столицу. Он отослал португальцев на корабль, подарив им «много тонких тканей».
Едва ли можно сомневаться в том, что саморин был совершенно честен и искренен, приветствуя Гаму и предлагая ему свою дружбу. Благосостояние его государства зависело от торговли, и ему, конечно, было выгодно открытие как можно большего числа торговых каналов между Индией и Европой. Свою позицию и свою тактику по отношению к португальцам он изменил позже, главным образом вследствие интриг мусульманских купцов (а также бестактности и дерзости Гамы).
Между тем Гама неблагоразумно велел рассказывать в городе, что он прибыл в качестве посла короля Мануэла, что бури куда-то отнесли гораздо более значительную часть флотилии, чем эта, и что он плыл сюда целых два года. Сам того не понимая, Гама сделал серьезную ошибку. Без сомнения, вести о его столкновениях на восточноафриканском берегу уже дошли до Каликута с более быстроходными судами, чем те, на которых плыл да Гама, и в глазах каликутцев он с самого начала был явным лжецом. Мало того, Гаму и его матросов стали считать не более не менее как разбойниками-корсарами. Имея дело с индийцами, по-своему столь же цивилизованными, как и сами португальцы того времени, Гама вел себя так же высокомерно, как он вел себя по отношению к голым невежественным дикарям африканского побережья. Его поведение положило начало недоброжелательному отношению к португальцам, вызвало ту вражду, которая уже не затухала все время, пока португальцы завоевывали Восточные моря и господствовали в них; поведение это было непростительно и лишено дипломатического такта.
Когда Нуниш, его спутник и Монсайди закончили свои переговоры с саморином, Нуниш попросил, чтобы с ними на корабли поехал лоцман, которому были бы даны инструкции отвести флотилию в более удобную якорную стоянку в Пандарани, немного севернее Каликута. В тот же самый день, с помощью лоцмана, флотилия отправилась на новое место своей стоянки, гораздо более надежное, чем первое, предохранявшее ее от бурь и от опасности потери якорей.
Как только суда прибыли в новую гавань, на корабль явился нарочный, сообщивший, что саморин уже вернулся в свой дворец в Каликут. Вместе с нарочным приехал вали (начальник полиции); его сопровождали двести воинов, вооруженных мечами; они должны были идти вместе с Гамой к государю. Поскольку уже почти наступила ночь, командир попросил отложить свидание с ним на завтра.
На следующее утро, в понедельник 28 мая 1498 года, Гама отправился на свидание с царем, взяв с собой тринадцать человек. К счастью, среди этой группы был автор «Рутейру», и, таким образом, у нас есть рассказ очевидца (правда, освещающего все с чисто португальской точки зрения) свидания между правителем Каликута и послом короля Мануэла. Когда Гама и его люди сели в лодки, пушки на кораблях флотилии дали внушительный салют, на мачтах и реях были подняты флаги и вымпелы. Офицеры и матросы были одеты в самое лучшее платье; маленький кортеж сопровождали трубачи и знаменосцы. На лодки для безопасности были погружены бомбарды. Брат Гамы Паулу оставался командовать кораблями, а Николау Коэлью, капитан «Берриу», получил распоряжение быть около берега с людьми на лодках и ожидать возвращения командира. Прежде чем спуститься с корабля, Гама приказал, что в том случае, если какой-нибудь серьезный неблагоприятный инцидент помешает ему вернуться, корабли должны немедленно отправиться в Португалию и дать отчет о путешествии и его результатах.