Моря Африки
Шрифт:
— Мне кажется, что на ужин тут ничем не разживешься.
— Бедные твари. Жалко их.
Старший, как нам показалось, из рыбаков идёт нам навстречу. На нём красный шерстяной свитер, кусок ткани завязанный на поясе спускается до бёдер, другой намотан на голове.
Возраст его определить трудно, кожа тёмная и сморщенная но широкая улыбка обнажает неожиданно белые зубы.
— Саламалейкум.
— Алейкумсалам.
— Лиззи… Карло…
— Фетини Али.
После взаимного представления дружба завязана и охотник на акул Фетини широким взмахом руки зовёт нас присоединиться к остальным на берегу.
«Саламалейкум!» —
Работают по двое. Каждая пара занимается одной акулой. Огромным ножом начинают отрезать плавники и хвосты. Жёсткая акулья кожа скрипит под сточенным лезвием и у меня бегут мурашки по телу, как когда скребут мелом по доске.
После каждого реза рыбаки точат нож о плоские камни, стёртые множеством лезвий, и странно, звук при этом намного мягче.
Потом приходит очередь голов, которые отделяют точным движением, кажется нож идёт гораздо легче. Вода начинает окрашиваться в красный цвет, вытекающей из обезглавленных туш жидкостью кирпичного цвета.
Я вхожу в воду вместе с рыбаками чтобы сфотографировать поближе, но вызывающий мурашки скрип ножей и красная вода, пачкающая мне ноги, наводят меня на мысль, что все живые акулы близлежащих морей сейчас соберутся здесь. Поэтому быстро возвращаюсь на сухой чистый пляж.
После голов приходит очередь внутренностей. Из живота акулы выпадает однородная масса заключённая в плёнку похожую на латекс. Её не раздумывая бросают в кусты, изъяв предварительно печень, которую складывают в старую бочку на берегу в нескольких метрах от нас.
— И что они с ней делают? Едят?
— Не знаю. Что там есть ещё внутри?
— Дай посмотрю.
Лучше было не заглядывать, потому что чёрная как вар жидкость, мерзкая даже на вид, источала такое зловоние, что начинал бунтовать желудок.
— Ну и гадость. Ещё немного и меня бы стошнило внутрь.
— Думаю никто бы этого не заметил.
Тем временем рыбаки разделывают туши без костей на два огромных филе на которых делают ножом глубокие надрезы. Потом большие куски акульего мяса, промытые и посыпанные солью, аккуратно раскладывают на солнце на чёрных скалах, подальше от песка.
«Uahed liom…quais.» — высохнут за один день, информирует Фетини. Я даже не сомневаюсь. Мы на лодке тоже сушим рыбу. Нас научил Бруно, яхтсмен одиночка из Венеции, которого мы встретили во время нашей кругосветки на «Vecchietto». Он, когда вылавливал крупную рыбу, разрезал на тонкие полоски всё то, что не съедал сразу и развешивал на нити натянутой между двумя штагами на корме, как бельё на просушку.
Получались полоски сушёной рыбы, закуска на любой случай. Очень вкусно и вносит разнообразие в питание во время длинных переходов. Естественно, после первого недоумения, мы тоже последовали примеру Бруно и стали сушить рыбу на корме. И не только. Мы ещё придумали различные варианты, шпигуем рыбу горошком перца, посыпаем розмариновой солью, если есть, сушим рыбу с карри и красным перцем.
В зависимости от влажности воздуха за два три дня рыбные полоски готовы к употреблению, но здесь, в Красном море дует сухой ветер из пустыни и достаточно солнечного утра чтобы они полностью высохли.
Рыбаки закончили одну акулу и занялись
Стайка олуш летает над лагуной концентрическими кругами приглядывая куски рыбы оставшиеся без присмотра, чтобы стащить. Но добыча оказывается слишком тяжёлой для маленькой и лёгкой птички и сделав несколько взмахов крыльями в попытке набрать высоту они вынуждены выпустить её в море.
«Baby, baby..!» кричит Фетини и все собираются вокруг.
Из только что распоротого брюха акулы выпали четыре ещё не рождённых акулёнка. Нож Фетини на этот раз входит без скрипа и умелым движением он извлекает печень у акулят, которую рыбаки тут же съедают сырой, как есть. Мне тоже предлагают. «Lah shukran.» — нет, спасибо. Совсем не тянет попробовать ещё и это, к счастью они не обижаются, только немного удивлены, как можно отказываться от такого лакомства и не теряя времени съедают мою часть.
Сразу после этого из живота ещё одной акулы появляется мешок с жёлтыми яйцами размером с вишню. Совсем как в детстве, когда в деревне я ходила к соседке крестьянке, которая сворачивала шеи курам и потом ощипывала и потрошила их. Я помню, что внутри у них иногда были такие же точно яйца: жёлтые шарики заключённые в прозрачную мембрану, пока ещё без белка и скорлупы.
Наконец всё почищено и приведено в порядок: плавники и хвосты положены сушиться на скалы повыше, солёное акулье мясо пониже, головы и внутренности сложены в дальнем углу пляжа а под бочкой с печенью разведён огонь. Когда всё закончено, Фетини направляется к хижине и жестами зовет нас последовать за ним.
— Sit, sit…Welcome.
Как только мы усаживаемся, он исчезает из нашего поля зрения вместе со своими друзьями.
— Куда они подевались?
— Они моются в море и стирают одежду. — Я вижу их через щели в хижине.
— Не показывай что смотришь. Они, должно быть, стесняются когда женщина видит их во время купания.
— Они меня не могут видеть из за веток, и потом, они так стыдливы, что моются одетыми.
Через некоторое время рыбаки помытые и переодетые идут молиться на площадке за хижиной. Площадка ограничена белыми раковинами и ориентирована на северо-восток. Это их мечеть. День закончился и они благодарят Аллаха за то, что они есть, за то, что он дал им жизнь и конечно же за хорошую добычу. Хорошая добыча для них это, в основном, акульи плавники и хвосты. По этой причине акулы варварски истребляются по всему Красному морю и большей части Индийского океана. Плавники стоят двадцать четыре доллара за дюжину. Через длинную цепочку посредников из этого затерянного в Красном море места они попадут в Сингапур, откуда, соответствующим образом обработанные и упакованные отправятся на столы, радовать китайцев и японцев.
На других островах, здесь, в Красном море, нам довелось бродить по пляжам на протяжении нескольких километров заваленным разлагающимися акульими тушами. И у них были отрезаны только плавники и хвосты, остальное брошено гнить под солнцем. Сами рыбаки жили среди этой гнили и смрада на открытых всем ветрам берегах. У них не было сил даже построить хижину. В промежутках между выходами в море они ночевали прямо на земле, под сшитыми мешком циновками, которые днём защищали их от солнца а ночью от холода.