Мошенники времени
Шрифт:
Только оказавшись на улице, за шумоизолирующими стеклами, все трое начали хохотать как безумные. Впрочем, этот смех был воистину целебным — он смыл робость и боль одиночества, оставив только ощущение душевной близости и окрепшей любви, которую Марго испытывала к ним обоим Она чувствовала, что не достойна этой любви, но — видит Бог! — она старалась изо всех сил, чтобы заслужить ее
— Кто последний у лифта — тот мокрая курица! — объявила Марго и резвой газелью рванулась вперед.
Она ни капельки не удивилась, когда Кит ворвался в лифт следом за ней, перехватив ее руку, когда она уже тянулась к кнопке. Малькольм нырнул в кабину секундой
— Теряешь форму! — буркнул Кит.
— Ха! Скажи спасибо твоей ненасытной внучке.
Кит только усмехнулся и подмигнул Марго, покрасневшей, как свекла, но продолжавшей смеяться. Лифт бесшумно вознес их вверх, двери отворились, и их смех выплеснулся в Общий зал. Они направились прямиком в «Радость эпикурейца» на обед, который обещал стать не заурядным принятием пищи.
Да и как могло быть иначе, если блюда заказывал сам Кеннет (Кит) Карсон?
Глава 12
Была как раз смена Маркуса, когда в гриль-бар «Нижнее Время» вошел он, спокойный и невозмутимый как генерал, устраивающий смотр новобранцам в лагере Марция. Стакан выпал из онемевших пальцев Маркуса и разбился за барной стойкой. Он покосился в его сторону, чуть заметно кивнул, не меняя брюзгливо-скучающего выражения лица, и уселся в дальнем углу так, словно Маркуса и не существовало вовсе.
Страх и гнев разом накатили на Маркуса, как волны дурноты от нестабильных Врат. Годы, проведенные им на ВВ-86, изменили его больше, чем он думал, — воспоминания о рабстве стерлись от доброго обращения в этом месте, где люди вроде Кита Карсона и Скитера Джексона видели в нем человека, а не предмет собственности. За эти годы он привык уже к тому, что он свободен, что никто не имеет права называть его рабом, однако в то короткое, жуткое мгновение, когда глаза его бывшего господина равнодушно скользнули по нему, воспоминания о рабстве навалились на него, словно заключив в стальную клетку.
Маркус продолжал стоять, словно ноги его приросли к полу, не веря в то, что он действительно мог забыть это ужасающее, знакомое, небрежное отрицание его как личности.
— Эй, Маркус, а ну убери это безобразие!
Он обернулся и увидел нахмурившегося управляющего.
Маркус опустился и предательски дрожащими руками подобрал битое стекло. Собрав все осколки и выбросив их в мусорный контейнер, Маркус вымыл и вытер руки, упрямо продолжавшие дрожать. Он набрался смелости. Ему не хотелось делать эти несколько шагов, но он понимал, что это необходимо. Он до сих пор оставался должен большую сумму денег этому человеку, имени которого он не знал, называя его просто «домус», как и положено рабу, обращающемуся к своему господину. Он слишком живо вспомнил выражение холодной издевки в глазах этого человека, когда тот впервые увидел Маркуса в вонючем загоне для рабов.
Он вышел из-за относительно надежного укрытия, каким казалась ему теперь стойка бара, и подошел к столику в полутемном углу. Он снова поднял на него взгляд, слово пастух, прикидывающий возможную стоимость своего скота. Все внутри Маркуса сжалось.
— Что будете заказывать? — прошептал он, не в силах совладать с голосом.
За прошедшие несколько лет его бывший хозяин не очень изменился. Немного похудел, немного поседел. Но глаза остались все те же: темные, горящие.
— Пиво. Рюмку виски.
Маркус принес заказанное
— Очень хорошо, — пробормотал он. — Пока все.
Маркус поклонился и отошел. Весь следующий час он ощущал на себе жгучее прикосновение темного взгляда — тот наблюдал, как он разливает питье, собирает плату и чаевые, готовит сандвичи и закуски в моменты прилива и отлива клиентов. Маркус молился всем богам, чтобы они дали ему сил выдержать это испытание. «Зачем он пришел? Почему не сказал мне больше ни слова? У меня теперь есть золото, чтобы вернуть ему те деньги, что он отдал за меня. У меня есть…»
И первый из всех этих вопросов, снова и снова: «Почему он молчит? Он только сидит и смотрит». Мужчина допил свое пиво, положил деньги на стол и вышел, даже не оглянувшись. Маркус прислонился к стойке — ноги плохо держали его
— Маркус?
Он вздрогнул так сильно, что чуть не упал. Управляющий подхватил его под локоть.
— С тобой все в порядке? На тебе лица нет!
Маркусу так и хотелось крикнуть, что ему дурно.
— Я… мне нездоровится. Простите…
— Эй, тебе лучше прийти в себя. Ступай домой, прими аспирин, отдохни немного. Я позову Молли — она наверняка не откажется от сверхурочных. Если до завтра не полегчает, вызови врача.
— Спасибо, — кивнул Маркус, борясь с тошнотой. Двигаясь осторожно, как во сне, он вытер руки о полотенце, еще осторожнее повесил его и выполз из бара на ярко освещенный променад Общего зала. Его бывшего хозяина нигде не было видно. Что ему делать? Тот не сказал ничего — не назначил встречи, не просил передать ему те записи, которые Маркус так тщательно вел все эти годы. Он не знал, как поступить. Он даже не знал, как его зовут, чтобы найти его в гостиничных списках. Может, он отложил встречу, чтобы потом поговорить наедине, дома у Маркуса?
Чтобы вернуться домой, ему надо было миновать киоск Йаниры на Маленькой агоре. Что мог он сказать ей, если он и сам ничего не знал? Маркус все-таки надеялся, что сможет проскользнуть мимо нее незамеченным, но Йанира заметила его еще издалека. Ее прекрасные глаза расширились. Мгновение спустя она уже попросила покупателя подождать и поспешила ему навстречу, а за ней — свита ее ненавистных почитателей.
— Что с тобой? Ты болен… — Она приложила руку к его щеке.
Маркус, опасавшийся, что его бывший господин может находиться где-то поблизости, наблюдая за всей этой сценой, разрывался на части между желанием прижать Йаниру к себе, набравшись от нее сил, и еще более острым желанием защитить ее и детей.
— Он заходил сегодня в «Нижнее Время», — заплетающимся языком пролетал Маркус. — Он… мой бывший хозяин. — Ясные глаза Йаниры расширились; губы ее, повторявшие по форме серебряный лук Артемиды, поражение раздвинулись. — Ты… мы можем позволить себе закрыть на время киоск?
Йанира озабоченно нахмурилась.
— Зачем?
Маркусу пришлось перевести дыхание, прежде чем он смог продолжать:
— Я хочу, чтобы ты забрала Артемисию и Геласию в какое-нибудь безопасное место до тех пор, пока я не узнаю, что ему нужно. Он ведь ничего не сказал, Йанира, только вошел, смотрел на меня почти час и вышел, ничего не сказав. Я был когда-то его рабом, Йанира! Он до сих пор считает… ведет себя так, словно… что я за мужчина, если не могу защитить тебя и наших детей?