Москаль
Шрифт:
Так прошло минут тридцать. Хозяин клоаки принял таблетки, а потом, несколько нелогично, выпил кофе. Но не удалось ни расслабиться, ни приободриться. Свидание на эшафоте, вот что ему предстояло, и он все больше терял уверенность в себе. Даже один раз с позорным малодушием подумал, как хорошо было бы вернуть статус–кво. Никаких Наташ, Света торопится к себе в институт, а он тихо размышляет о тайном и кровавом ударе по украинской рати.
За воротами появилась машина, посигналила. Охранник сбегал, вернулся с сообщением, что прибыл «какой–то мужик». Дир Сергеевич раздраженно помотал головой:
— Скажи, что не до него, никого нет и вообще…
Охранник сделал еще один забег и вернулся с сообщением:
— Мужик этот — он отец.
— Я сам отец, поэтому… — Но тут в голове у «наследника» щелкнуло. — Чей отец?
Ответить охранник не успел, ему было велено вести гостя в дом. Дир Сергеевич бился в легкой лихорадке, фенозепам пополам с кофе бурлили в голове совместно с мыслью о страшной неуместности халата при такой встрече.
Вошел, стуча как будто сапожищами, хотя на поверку оказались у него на ногах обыкновенные туфли. Первая и главная ассоциация — арбуз. Совершенно круглый человек, — ну и пузо! Да еще одетый в смутно–полосатое пальто, да еще со вздорным волосяным завитком на вершине практически голого черепа. Известно, что арбуз следует выбирать с подсохшим хвостиком. А у гостя оселедец был влажный.
Бледное бритое лицо, морщины на лбу блестят от пота, глаза расположены немного на разной высоте, создается впечатление, что он видит сразу все, что есть и на земле, и под землей. Толстые пальцы коснулись пуговиц, и пальто расстегнулось, как будто кто–то начал арбуз разрезать.
Дир Сергеевич так растерялся, что даже не встал, бессильно размазываясь в занимаемом кресле.
— Садитесь, как вас по батюшке?
Гость с трудом снял пальто и ослабил узел галстука. Дир Сергеевич думал в этот момент, что ему совершенно неинтересно, как звали Наташиного деда и что ему делать, когда появится Света. Эх, что за дикий семейный совет может получиться!
— Иван Тарасович.
— Очень приятно, а я… Дмитрий Сергеевич. Чем могу?
Гость сделал еще одну попытку ослабить узел на кадыке.
— У вас моя дачка. — Ударение на последнем слоге. Понятно, что речь о девушке, а не о строении.
Как бы сгрузив со своих плеч эту тяжкую информацию, Иван Тарасович сел в кресло, и оно качнулось под его весом, как лодка на волне. Хозяин затаился, ожидая, что скажет гость.
— В мене боле дачки немае.
Это заявление не прояснило картину, а скорее запутало. Фразу можно было понять и в том смысле, что Иван Тарасович рассердился и отрекается от своего дитяти, и в том смысле, что, кроме Наташи, у него нет детей женского пола. Позволительно было бы даже подумать, что речь идет о том, что дочка эта практически немая. И в самом деле, сколько от нее было услышано слов за весь этот день? Только «мартини» — особый вид разборчивой немоты.
Скандал казался неизбежным — ведь чего бы ради отец столь немедленно примчался по следам беглянки? Да, признаться, у них там, у парубков моторных, временные дистанции небольшого размера. Зато, надо понимать, процветает чадолюбие. И еще много других, столь же необязательных мыслей вращалось в голове Дира Сергеевича. Мелькали в этом хороводе и лысины обманутых Джовдета с Абдуллой, и разъяренная до смертельной белизны Светлана, и многое другое. Но главное было вынести первый удар от Тарасовича, уж он–то, наверно, приготовил отравленную стрелу.
Но гость вел себя не так, как можно было бы ожидать. Он часто вытирал потную лысину, поглядывал исподлобья, шмыгал носом, можно было даже подумать, что он сам изрядно смущен и не решил еще — скандалить ему или нет. Наконец достал неуверенными пальцами прямоугольный листок картона из кармана пиджака. Опять она — проклятая визитка, затосковал главный редактор. Он что, засевал ими черноземы Украины?! Вот они теперь, всходы! Сейчас еще выяснится, что он не только таинственную официантку приглашал к себе на постой, но и папаню ее. Не–ет, пить надо в своем кругу и предварительно освободив карманы от визиток.
Иван Тарасович начал объяснять, что, когда Наташа исчезла из дому вчера, он перерыл ее вещи и нашел этот адрес. Поскольку никаких других следов не обнаружилось, решил тут же ехать, пока не случилось чего–нибудь страшного. Она на поезде, он самолетом, потому — почти перехватил. По адресу, что в визитке, застал очень красивую, возмущенную «жинку». Какое емкое слово, автоматически подумал Дир Сергеевич, оно справедливо и в украинском, и в русском смысле. Эта «жинка» и направила господина арбуза в сторону лесной сауны.
— Значит, сама она не приедет?
Голова с оселедцем отрицательно покачалась, вызвав в хозяине вспышку радости: ситуация разряжалась, бабьей драки бояться не надо. Война на один фронт не так страшна.
— Гэта ваша хата, — сказал Иван Тарасович, обводя взглядом комнату. Сказал без вопросительной интонации, просто чтобы что–нибудь сказать. Он еще не выбрал линии поведения. В каком он тут качестве? Он вызволяет дочь или торгует ею?
— Эта хата не моя. То есть… не совсем моя. Гостиница.
За воротами появилась еще одна машина. Все–таки Света?! Или явилась очередная разврат–бригада? О, Елагин!
Дир Сергеевич даже не подозревал, что может до такой степени обрадоваться этому человеку. Он практик, он бывалый, пусть берет в лапу пачку долларов и расхлебывает так крутенько заварившуюся бытовую кашу.
Майор остановился на пороге, поздоровался.
Иван Тарасович переводил взгляд с одного москаля на другого, не умея понять, от кого он сейчас больше зависит.
Начальник службы безопасности сориентировался быстрее всех:
— М–м, уважаемый, э… Иван Тарасович.
— Я? — выпучился на него «арбуз».
— Пройдемте со мной.
Иван Тарасович выполнил просьбу с охотой и явным облегчением. Елагин вывел его из дома, они спустились со ступенек в траву, заваливаемую снегом.
— Эй, — крикнул Дир Сергеевич. — Александр Иваныч, на секунду! Скорей, прошу!
Майор, изобразив на лице стоическое выражение — умный слуга при безалаберном господине, — вернулся, прикрыв за собой дверь.
— Только не бейте его, не калечьте, понимаете! — прошипел Дир Сергеевич и увидел, что Иван Тарасович следит сквозь стекло двери за его губами. Может быть, даже что–то понял из сказанного. По крайней мере, глаза у него округлились.