Москаль
Шрифт:
Дир Сергеевич несколько раз судорожно вздохнул:
— А я тогда, знаешь, что сделаю? Я к Маховскому поеду! Он крестный отец как–никак. Позвоню и поеду. Или Светка и его обработала?
— Он в больнице, ему вшивают сердечный клапан, никто его не обрабатывал. Что ты за человек!
— Значит, он мне скажет.
— Не смей, Митя, не смей! Я тебя заклинаю!
Дир Сергеевич уже бежал на четвереньках в коридор, схватился за ручку туалетной двери, поднялся в полный рост в несколько шагов, как на многофигурной иллюстрации превращения обезьяны в человека. В глазах Алевтины Ниловны шло, судя по всему, обратное превращение старого друга Мити в зловредное, мерзкое чудовище.
— Я ничего не сделаю его клапану, я только спрошу, как мне позвонить сыну, — крикнул Дир Сергеевич уже в дверях.
3
Патолин ждал у больницы, на крыльце под козырьком, куда иногда заносило волну мокрого снегопада, и тогда он втягивал голову в плечи и натягивал поглубже кожаную кепку. Очередной порыв нервного снежного ветра выбросил на берег больничного крыльца майора.
— Александр Иваныч, наконец–то.
— Ты с врачом говорил?
— Еще бы, сейчас и пойдем к нему. Вон туда, к лифту. Третий этаж. Реанимация.
— Как ты узнал?
— Дочь позвонила. Собственно, она его и спасла. Случайно вернулась. Увидела, что отец лежит в странной позе, подбородок в слюне. Сначала подумала, что приступ, эпилепсия, он страдал в юности и теперь еще пьет лекарства. Догадалась вызвать «скорую». Вот сюда, по коридору.
Толстый, мягкий, усталый доктор отложил бумаги, когда они вошли. Он был уже осведомлен о важности пациента.
— Ну что я могу сказать… Жизни, оказывается, уже ничто вроде бы не угрожает. Промывание желудка и все, что нужно, уже сделано. Сейчас больной спит, и проспит, видимо, до утра.
— Это самоубийство? — напрямик спросил майор.
— Это попытка самоубийства.
— Случайная передозировка?
— Исключено. Два полных блистера. Интеллигентный больной, ни капли алкоголя в крови.
— То есть попытка удалась бы, если бы не промывание?
— Да.
— То есть он… Хорошо. Он что–нибудь сказал, я имею в виду — может быть, бредил?
Доктор трагически поднял густые брови:
— Только мычал и хрипел. Идентифицировать эти звуки не представляется возможным.
— Дочь? Что рассказывает дочь?
— А вы с ней сами можете поговорить. Она пьет чай на посту с медсестрами. Ей самой нужна была помощь.
— Спасибо. — Майор полез в карман.
Доктор улыбнулся:
— Со мной уже рассчитались.
Елагин сделал шаг к выходу.
— Так вы говорите, он проспит до завтра?
— Как минимум. Все, что нужно сделать для него, будет, разумеется, сделано.
Майор с Патолиным вышли в коридор.
— Какая–то совсем дурная история. Конрад Эрнстович — и вдруг такое. У меня пока никаких версий. Может быть, семейное?
— Сейчас узнаем. Где тут пост?
— Видите, лампа горит.
Нира Конрадовна сидела на продавленном диванчике и держала в руках пустую чашку. По обеим сторонам от нее располагались две крупные, белые, добродушные медички. Они охотно болтали в стиле «а вот еще был случай». Увидев Елагина, Нира вжалась в диван. Белые сестры недоверчиво посмотрели на подошедших мужчин.
— Нам надо поговорить, — сказал Елагин тоном, не признающим возражений.
— Я не могу встать, — тихо пожаловалась девушка.
— Ничего, я сам к вам сяду.
Медсестры деликатно встали, одна пересела на дежурное место к телефону, вторая вообще удалилась.
— Это нервы, Нира.
— Я знаю.
— Расскажи, что случилось. Извини, сама понимаешь, служба. Когда такой человек, как господин Клаун, внезапно… обязательно нужно разобраться.
— Я понимаю.
— Вы живете вдвоем?
— Втроем. Еще мой уж, Джо, но он сейчас на гастролях.
— Понятно.
— Нет, еще домработница Саша. Она часто у нас остается. Почти всегда.
— В этот раз ее не было?
— Нет.
— Конрад Эрнстович вел себя как обычно?
— Как обычно.
— Какие–нибудь подозрительные звонки, визиты?
— Нет.
— У него раньше такое случалось?
— Никогда.
— Но он пил таблетки?
— Он пил таблетки много лет, и никогда такого не случалось.
Майор помолчал.
— Как он себя чувствовал, когда вы уходили?
— Он ел. Суп. Саша сварила суп. С креветками.
— Сколько вас не было в квартире?
— Я вернулась с дороги, я забыла ключи от студии Джо. Меня не было минут сорок.
Елагин помассировал виски.
— Ничего другого не остается, — сказал Патолин. — Кто–то позвонил ему в эти сорок минут.
— Где телефон Конрада Эрнстовича?
— Не знаю.
— Пойду расспрошу сестричек, — вызвался Патолин. — Но могли ведь и по городскому.
— Могли. А ты свяжись–ка с другими директорами, с Катаняном, с Цыбулевским, с Кечиным. Я почти уверен, они что–то знают.
Помощник ускакал, в его должности естественно быть ретивым.
— Так, Нира, я понимаю, как вам тяжело, но все же попытайтесь восстановить в памяти события последних дней. Меня интересует все, любая мелкая деталь — необычная, я имею в виду. Что–то вас настораживало, удивляло в поведении отца?
Девушка посмотрела в чашку, словно пересчитывая оставшиеся на дне чаинки. Так еще гадают на чайной гуще.