Московские слова, словечки и крылатые выражения
Шрифт:
Павел I в первый же день своего царствования вызвал Николая Петровича Архарова в Петербург, произвел в чин генерала от инфантерии, назначил петербургским генерал-губернатором, пожаловал ему Анненскую ленту и две тысячи крестьян. С этого времени Архаров, приближенный к царю, начал свою игру за влияние на подозрительного и мнительного императора. Он сообщал ему самые пустые доносы, раздувал их, вселяя в Павла беспокойство, и в то же время успокаивал, выставляя на вид свою прозорливость и распорядительность. Одновременно истово и быстро исполнял все распоряжения императора, льстиво превознося их значение, как бы нелепы они ни были.
Когда Павел высказал пожелание, что, мол,
Губернаторство Архаровых не ознаменовалось никакой административной деятельностью, по сути дела, они исполняли обер-полицейскую должность: поощряли доносы, организовали сеть политического и уголовного сыска, причем их надзор распространялся на всех, даже высших лиц государства.
Правда, в Москве шпионы Ивана Петровича действовали мягче, добродушнее, так сказать, по-домашнему. Дом Архарова на Пречистенке считался одним из самых приятных в Москве, он был открыт для всех знакомых, в обычные дни там обедало не менее сорока человек, по воскресеньям давались балы, на которые съезжалось столько гостей, что экипажи не умещались на обширном дворе и стояли на улице. Хозяин радушно встречал гостей, а наиболее любимых заключал в объятья со словами: «Чем угостить мне дорогого гостя? Прикажи только, и я зажарю для тебя любую дочь мою!»
Но когда светские знакомые сталкивались с Иваном Петровичем не как с добродушным гостеприимным барином, не на балу, не за обеденным столом, а как с генерал-губернатором, находящимся на службе, то вмиг менялось и восприятие, и оценка его. В своих «Записках» княгиня Е. Р. Дашкова описывает слежку за собой, причем, как разъяснилось, агент «шпионил не по приказу императора, а по воле Архарова», и характеризует «господина Архарова-младшего» как человека, «которого император облек обязанностями и властью инквизитора, что вовсе не претило его грубой душе, лишенной человечности».
Карьера братьев Архаровых оборвалась неожиданно и анекдотично, и виною этому стало то, что Николай Петрович перемудрил в своем стремлении угодить и подслужиться к императору. Павел после коронации поехал осматривать литовские губернии, к его возвращению Архаров решил подготовить ему сюрприз. Приметив, как Павел радовался новой единообразной окраске всех шлагбаумов полосами черного, оранжевого и белого цветов, Архаров «волею монарха» приказал всем домовладельцам Петербурга немедленно окрасить ворота и заборы по образцу шлагбаумов. Поднялось недовольство, к тому же перекраска повлекла за собой большие расходы: маляры за срочность работы брали втридорога.
Павел вернулся из поездки, увидел повсюду одинаковые трехцветные заборы и спросил, что означает сия нелепая фантазия? Ему объяснили, что полиция, ссылаясь на монаршую волю, принудила обывателей к такой покраске.
— Так что же я дурак, что ли, чтобы отдавать такие повеления! — разгневался император и тотчас повелел братьям Архаровым выехать немедленно в свои тамбовские деревни и жить там безвыездно.
Александр I вернул Архаровых из ссылки, но ни на какие должности не назначил. Оба они поселились в Москве и пополнили собой то богатое неслужащее дворянство, с которого Грибоедов списывал портреты для «Горя от ума».
Молодой студент С. П. Жихарев в своем дневнике 1805 года среди множества персонажей этого общества пишет и об Архаровых. «Нигде не скучал, — записывает он, — но от Ивана Петровича Архарова и его семейства просто в восхищении. Пусть толкуют, что хотят, а без сердечной доброты невозможно так радушно и ласково принимать людей маловажных и ни на что не нужных». Иное впечатление произвел на Жихарева старший Архаров: «Николай Петрович Архаров, бывший некогда московским губернатором или обер-полицмейстером, — право, не знаю… — не похож на брата: тучный, серьезный и, кажется, холодный старик».
И если «Горе от ума» разлетелось по миру пословицами, то и Архаровы тоже пополнили число крылатых слов. В словаре: архаровец (разговорное, просторечное, бранное) — хулиган, озорник, отчаянный, беспутный человек.
Лодырь
В 1828 году в Москве, на Остоженке, в Хилковом переулке, известный московский медик профессор Московского университета Христиан Иванович Лодер открыл «Заведение искусственных минеральных вод».
О пользе минеральных вод знали еще в Древней Греции и Риме; в средние века народ почитал целебные источники священными — в 1556 году в Пьемонте был издан даже закон, запрещающий воздавать источникам божеские почести. Но уже в конце Средневековья воды перестали быть предметом поклонения и стали местом не только лечения, но и увеселения. В лучшие водолечебницы Европы (Баден-Баден, Спа, Ахен и др.) съезжалось аристократическое общество со всего света. Побывал на водах в Спа и русский царь Петр I.
Вернувшись, он тут же приказал искать целебные воды в России, и через три года было объявлено о «целительных водах, отысканных на Олонце». Вскоре были открыты и другие источники — липецкие, кавказские, Сергиевские.
Ездить на воды стало модным среди русского барства. Вот как описывает князь А. А. Шаховской — писатель конца XVIII — начала XIX века — в своей комедии «Урок кокеткам, или Липецкие воды» даму, лечащуюся водами:
…Да как не занемочь? В постели целый день и всю на балах ночь, С открытою спиной, с раскрытыми плечами, Чуть в платье, вся ажур, в гирляндочках из роз, Какой-то Флорою в крещенский наш мороз Изволит разъезжать. Вдруг вздумала водами Лечиться здесь от нерв…И вот когда на Остоженке открылось «Заведение искусственных минеральных вод», московские барыни возликовали: теперь можно лечиться водами, не тратясь на путешествие в Германию, Италию или хотя бы в Липецк. Села в свой экипаж, а если своего нет — хоть в наемную карету, проехала несколько улиц, и вот, пожалуйста — и воды, и изысканное общество, и знаменитый врач, профессор, бывший царский лейб-медик.
О «Заведении искусственных минеральных вод» сохранилось немало сведений в мемуарах современников. «Старый и знаменитый Лодер, — вспоминал Ф. Ф. Вигель (его рассказ относится к 1828 году), — завел первые в России искусственные минеральные воды. Они только что были открыты над Москвой-рекой, близ Крымского брода, в переулке, в обширном доме с двумя пристроенными галереями и садом. Всякий день рано поутру ходил я пешком по Старой Конюшенной на Остоженку. Движение, благорастворенный утренний воздух, гремящая музыка и веселые толпы гуляющих больных (из коих на две трети было здоровых), разгоняя мрачные мысли, нравственно врачевали меня не менее, чем мариенбадская вода, коей я упивался». М. Яковлев в «Записках москвича» (1829 г.) пишет: «Я искренне порадовался Остоженским источникам! Кажется, все, что есть лучшего в Москве, — все на водах! Следовательно, все лучшее нездорово? Нет — но теперь в моде быть нездоровым и пить воды!»