Московские Сторожевые
Шрифт:
— Да это все Веня, идиот… нервы у него не выдержали. Я свою ведьму искала, думала свихнусь, пока найду. Эту вашу мамашку обрабатывала до посинения, все само в руки шло, а он взял и проводника грохнул, — с досадой сообщила Соня. Можно подумать, что речь шла о каких-то служебных интригах, назначении на новую должность или даже графике отпусков.
— Какую мамашку? — вцепилась в непонятное Зинаида, а Старый тонко, по-утиному, крякнул.
— Огоньку не найдется? — К нам подчалил зыбкий интеллигент из-за соседского, одноклассничьего, стола. У них там дым валил из всех ушей и пепельниц, но он, смешной, почему-то обращался к нам. Не то заскучал малость среди напыщенных фраз, не то просто хотел высказаться о наболевшем и оттого обрушил на прикурившего ему Афоню трогательный в своем алкогольном откровении монолог.
— Какую-какую… сумасшедшую. Обо всем уже с ней договорились, с этой вашей, которая картавая, из подъезда выхожу, к ее машине идем. Тут Венька из сугроба на меня прыгает, я чуть не описалась…
— Понимаю, — сочувственно кивнула я. С настоящим сочувствием, честное слово.
— Я на асфальте, осколки сверху, дым столбом…
— Я же тебя прикрыл, — укоризненно заметил Веня.
— А ту тетку вместе с машиной грохнул… Ну чего она тебе сделала? — надула губы Соня. Можно подумать, что Спицын — ее старший брат, который из вредности сломал любимую игрушку. Даже нет, не любимую — из-за любимой не так переживают, — а просто куклу. Одну из многих.
— А это, — неожиданно вмешался топтавшийся возле Афони «педагог», — Веньчик себя так проверял: сумеет он своими руками ведьму убить или нет.
Где-то на барной стойке загрохотал кофейный аппарат, запрыгал шейкер, нож с чпоканьем расчленил лимон на дольки. Клацнул колокольчик у входных дверей. За соседним столиком переливалась звоном мелодия Жекиного мобильника. В руках у Сони очень громко вжикнула зажигалка.
Веня обхватил ладонями раскрасневшиеся щеки.
— Как видите, сумел, но не до конца, — трезвым голосом произнес нежданный гость. — Рука не поднялась, пришлось минировать машину.
— Вы кто? — осторожно спросила я.
— Схимник, — кратко ответил самозванец, усаживаясь напротив меня.
— Добрый вечер, Андрюша, — совсем не удивился Старый. — Я вас чуть позже ждал, мы тут еще не закончили разговор.
— Ничего, вы продолжайте, — сосредоточенно кивнул непонятно кто. И глянул на замершего у кассового аппарата официанта. Произнес шепотом, но четко, чтобы обслуга услышала: — Мятный чай. Как всегда.
— Позволите? — Андрей выдернул из-под спицынской тарелки Афонину визитку. Вчитался в крупные буквы. «Гусев, значит…» — Ваша? — Он настороженно глянул на Старого.
— Моя, — жестко отозвался Фоня. — Без вас там охрана не заскучает?
— Это одноклассники. Кажется, я вас перебил?
Старый мягко развел руками:
— Давайте и вправду заканчивать. В общем, Вениамин Васильевич, я не вправе принять ваше предложение, но крайне рекомендую вам подумать над моим.
Спицын зевнул, прикрыл рот ладонью, ухватил указательным и средним пальцами прилипший к нижней губе хвостик петрушки. По-мальчишески усмехнулся и шевельнул ладонью туда-сюда: сделал вид, что курит. И вправду, дите дитем. Ясноглазый, светленький, сосредоточенный и любопытный. Лет в десять он отрывал крылья бабочкам и был уверен, что это научный эксперимент. А сейчас смотрит на меня и представляет себе большой деревянный крест и кучу хвороста под ним. А к кресту иду я. Спасибо, что не ползу… Надо же, в какой страшненькой одежде он меня представляет. Балахон какой-то, что ли?
А глаза у Вени такие ясные-ясные. И ненависть чистенькая. Как тот неразбавленный бензин. Даже как-то… приятно? Спокойно мне, вот. Враг найден, сидит напротив, улыбается. Смотрит, как официант несет к столу тарелочки с «Захер-тортом», пытается угадать, как я буду кричать, когда хворост загорится, и каким окажется на вкус этот сказочный венский торт. Ты, Венечка, будешь разочарован, но фантастический «Захер» на вкус, цвет и прочий запах — это самый обыкновенный торт «Прага» времен твоего пионерского детства, рецепт-то слизан копейка в копейку. Только он теперь куда менее дефицитный, в этом вся и разница.
— А с чего вы взяли, будто я что-то приму? — улыбнулся Спицын. — Вы не исключаете варианта, при котором… э-э-э… я слегка подниму цену?
— Камни? — усмехнулся Старый.
— Да нет, жизни. — Спицын снова улыбнулся и мысленно подбросил хворосту в огонь.
— Ве-неч-ка! — почти мяукнула я. Даже не я, наверное, а юная девочка Лиля, которая четко знала, что никуда этот мирской от нее не денется. — Вень, хочешь, я тебе фокус покажу? Больно не будет.
Веня кивнул. Улыбка сделалась совсем ясной, костер затрещал сильнее.
— Оп-ля! — Я дождалась, когда на столе расставят все тарелочки с «Захер»-«Прагой». — Которая твоя?
Веня, не раздумывая, ткнул в самую дальнюю. Словно опасался, что я взорву десерт. И при этом мысленно разглядывал, как именно я шиплю от боли и пытаюсь подтянуть привязанные к кресту ноги.
— Ну что? Фокус-покус, фигли-мигли? — Я легонько размяла правую руку. Подмигнула всем присутствующим, сложила ладони шалашиком прямо над тарелкой. Улыбнулась. Тоже ясно так, нежно.
И здесь, в этом благополучном ресторане, и в тайных Вениных мечтах, которые вдруг оказались… э-э-э… куда более эмоциональными. Потому как костерок потух, крест превратился в металлический скользкий шест, руки у меня, разумеется, были теперь свободными, а под тем дурацким средневековым балахоном не оказалось совсем ничего. Хотя нет, чулочки можно оставить. Какие-нибудь, мм, розовые, вот! И улыбаться, улыбаться… Там, в мечтах дурацкого мальчика, и тут, за столом, глядя на остолбеневшего Веню. В облюбованной им тарелке теперь лежал коржик. Тот самый, за двенадцать копеек, со скорбными звездами сахарной пыльцы. А чтобы было понятно, в чем подвох, я превратила нежную фарфоровую утварь в казенную общепитовскую:
— А ты представляешь, Веня, если такое с деньгами твоими будет? Ну или с документами?
— Цирк-шапито, в чистом виде, — скучным голосом произнесла Соня.
Спицын, болезный, был больше близок к помешательству — сперва он смотрел на коржик не отрываясь, потом, через силу, дотронулся до несчастной выпечки так, будто та была какой-нибудь тухлятиной. Убедился, что коржик в порядке, и начал тыкать в него пальцем. Я не выдержала, пододвинула тарелку к себе, отломила кусочек.
— Вкусно, — соврала я. Ну не люблю я песочное тесто. — Кто-нибудь хочет?
— С удовольствием, — мягко отозвался Схимник. Голос у него был хороший, густой, как у породистого кота, наверное. И ел он очень красиво — сперва коржик, потом нежнейший торт — все равно ни Соне, ни Спицыну было сейчас не до того.
И если бедолага Веня что-то мекал и смотрел на меня со страхом, то Соня скрупулезно перечисляла условия сделки:
— А в моем случае размер компенсации будет больше или меньше? А когда вы будете осуществлять выплату? А можно какую-нибудь расписку?