Московские Сторожевые
Шрифт:
— Кто-кто это? — Я постаралась уловить мысли одного из хорошо упакованных людей. Но там хоть и ощущалась некоторая нервозность, однако замкнута она была на нашего якобы негодующего Сеню, какой-то не случившийся вовремя звонок и тот факт, что стейк ему все не несут и не несут.
— Одноклассники, — терпеливо повторила Зинка, прислушиваясь к диалогу Старого с распорядителем. — Они теперь так собираются, вроде бы модно.
Да? Ох, как же я от жизни отстала, нехорошо. Любопытный какой обычай у мирских, может, и мне попробовать кого-то собрать? Аккурат в мае сорок лет выпуска будет. В таких компаниях хорошо работается, все друг от друга
— А вот и наши, смотри. — Зинаида проследила взгляд Старого.
Он вместе с Афоней что-то дотошно выяснял у местного официанта (державшегося с таким вальяжным видом, что куда там горемычному ресторатору Артему). А мы с Зинкой якобы топтались у зеркала, приводя в божеский вид более чем скромные, по местным меркам, туалеты. Может, и зря Зинуля форму не надела? Хотя… Все-таки она урожденная Зубковская. Потому и юбка с повседневной кофточкой на ее малость поплывшей фигуре смотрятся так, что сидящие в зале барышни глядят на Зину недобрыми глазами. Особенно вон та, светленькая, старается. Ой!
Если бы я план зала заранее не видела, то наших сегодняшних собеседников точно бы не вычислила. Я как-то была настроена на то, что с сильно выросшим Веней заявится пара-тройка угрюмых сопровождающих, а за нужным столиком кроме самого Спицына сидела только трепетная дева примерно моих нынешних лет. Я ее даже не сразу узнала — уж больно сильно резануло по глазам количество нацепленных на mademoiselle украшений. Особенно резко выделялась трижды обвивавшая барышнину шейку цепочка, переливавшаяся красными и желтыми искрами — совсем как опалы с рубинами. Вроде бы я у «Сваровски» когда-то что-то похожее видела. Хотя нет. Ой… мамочки. Кажется, это не бижутерия, а настоящие… Мама.
М-да, ну и местечко мы для переговоров выбрали. Недешевое. Да шут бы с ним, мне сейчас надо барышню узнать, причем как можно быстрее. Ведь видела ее не так уж и давно. Явно на излете прошлой жизни — потому что в тот раз мне ее изображение запомнилось размытым из-за моей старческой близорукости. Да что же такое-то, а? Вроде я не в маразме… Ну, значит, точно камни действуют, мешают сосредоточиться.
— Зинуль, мне чего-то… У них там что нацеплено? — Я все еще вяло надеялась, что ошибаюсь. — Бижутерия?
— Нет, Лен, это не «Сваровски», — хихикнула Зинка, — это у них самооборона такая…
Я поежилась — от внутреннего страха. Словно опять в том сугробе оказалась. Потому что и про бензин мирские знают, и про камни…
— Да нерабочие они, — успокоила меня Зинаида.
Я и сама это понимала — умом, который сейчас тоже как-то съежился, словно замерз. А освободившееся место занял крупный, инстинктивный страх. Так-то нам камни вреда не сделают, если их на себя не надевать. Вон, Зинка до сих пор в сумке свое знаменитое блокадное кольцо таскает — я же слышу, как оно пахнет, и ничего. При этом у Зинаиды кольцо рабочее — спасшее три жизни и ставшее виновником трех смертей. То есть, может, на нем и побольше всякого висит, но обязательные условия соблюдены, это уже не просто бирюлька саму себя пугать, а мощное оружие. (У меня, кстати, одно аналогичное колечко с камушком несколько лет в аптечке лежало. Ну как запас снотворного, что ли. Думала, если уж совсем без Сени не выдержу, то надену на себя. Обошлось, однако.)
Так вот, Зинка рабочее кольцо
Ну наденешь на пару минут — тошнота, головокружение и прочая интоксикация — совсем как при злоупотреблении горячительными напитками. Четверть часа в драгоценностях — это уже сбой дамского цикла или проблемы с мужской мощью. Серьезного вреда недозрелые камни не делают. Манечка, помню, чтобы в гимназии от экзаменов освободиться, семь минут с чужой камеей просидела. И чего? Был обморок с припадком, а больше никаких последствий.
Ну или вон сама Зинка, которой князь Кока сию бирюльку в свое время на пальчик нацепил… Она ее через четверть часа благополучно сняла, а на таинство брака с копией заявилась. И ничего, нормально, даже родила потом прекрасно. Отличный сын получился, хоть и эмигрант. Он нынешнюю жизнь где-то в Цюрихе подвизается. Не то спелеологом, не то энтомологом, а всю прошлую в Америке прожил, в роли слависта-переводчика и автора неких скандальных литературных текстов. Все-таки нашим в этом плане куда легче эмигрировать: первую жизнь худо-бедно ассимилируешься, зато следующую уже живешь полноправным гражданином новой страны. Взять, допустим, нашу Дорку… Покойную.
— Спицын. Вениамин Васильевич. — Меня мягким движением выдернули из буйного внутреннего монолога и начали усаживать за ажурный и, видимо, очень роскошный по нынешним временам столик. Да еще и руку при этом целовали… Целовал.
Со времен картинки, которую я увидела в мозгах того неудавшегося убийцы, бывший мальчик Венечка сбросил килограммов этак семь и обрел совсем холеный вид. Мне даже как-то неловко стало, что я его до сих пор мальчиком зову. А потом вдруг смешно — абсолютно без повода. Такой, знаете ли, смех без причины — не то предвестник истерики, не то, наоборот, символ безграничной юности, которая ничего не боится — ни смерти, ни предательства. Ибо с этими вещами не сталкивалась и думает, что уж кого-кого, а ее точно мимо пронесет.
— Здравствуй, Венечка. Узнал меня?
Спицын промолчал. Вздрагивать не стал, но взглядом слегка заметался. Так неопытно, ну просто как юнкер на первом свидании с курсисткой. Час от часу не легче. Мне же, если по-хорошему, то надо с ним серьезную беседу вести, а я… Ой, мамочки… Я его практически примеряю, как заграничный туалет — к себе. Как бы он со мной смотрелся да каким бы был. Вот чудно…
— …Севастьянович. — Старый предложил рукопожатие — резко, небрежно, так собаку с ладони засохшей сушкой кормят.
Фоня дождался, пока Старый поручкается со Спицыным, только тогда сел на место, отрекомендовался, успокаивающе погладил графинное горлышко — дескать, Сеня, Дуся, у нас тут все в порядке, начинаем работу, готовность «ноль».
Блондинистая особа рядом с Веней сложила ладошки лодочкой, продемонстрировав нам странный набор колец — аквамарин, сапфир, изумруд и почему-то хризолит, — и кратко отрекомендовалась:
— Софья Юрьевна. Но лучше без отчества.
Мы с Зинкой придерживались старых правил, молча дождались, когда джентльмены нас представят, и заодно поделили между собой гостей — мне, естественно, Спицына просматривать, Зине — смутно знакомую блондиночку.