Московские Сторожевые
Шрифт:
— Ты вдова, тебя отмажут, — это Зинка. Она меня чуть вперед подтолкнула. Привыкла, видимо, на своей милицейской работе к таким показаниям или чему еще. А может, профессиональное сработало: они с Сеней вместе в Ленинграде в ту войну выживали. Это вам не любовь, это на все жизни…
— Я тоже тогда завтра… — прохрипела я.
Все-таки хорошо, что час поздний да мороз довольно звонкий: вокруг мало народу было. Тишина. Переулок пустой, только на перекрестке фары мелькают да на обочине
— Я сам, — отмахнулся Сеня. Ладонью повел по воздуху — будто снег с невидимого стекла счистил, вернул мне голос. — Не надо, я сам.
Я обиду в себе почувствовать не успела, а он добавил сразу же:
— Спасибо.
Вот как хочешь это, так и понимай.
— На метро опоздаешь, — спохватилась Зинка. Меня в спину пихать перестала, а к Сене придвинулась. Зашептала доверительно: — Лучше орхидеи… что она любит у тебя?
Вот он как скажет сейчас: «Розы бело-палевые», — что мне тогда делать?
— Ландыши… — отозвался Сеня таким голосом, будто у него точное время вопрошали.
— Ну так давай, делай. — Зинка разве что снег под фонарем вытаптывать не начала. Честно старалась помочь, за меня мою работу делала. Я бы и сама могла сейчас цветы из ниоткуда вырастить, землю утеплить и один квадратный метр весны развернуть, да только вот… Ну видела я Семенову девочку, там не поможет это.
Сеня тоже видел. Потому и Зинаиду притормозил:
— Не надо. Пока до метро дойду, они…
— Ну дома тогда… У тебя цветет в подъезде что-нибудь?
Глупый вопрос. При определенном раскладе можно и в банке с закисшими бычками букет отрастить — просто по времени это чуть подольше будет.
Старый Зину тоже осадил:
— Всё, девочки, разговоры потом, давайте в машину, времени мало. Афанасий, ключи взял?
Фоня утвердительно бормотнул.
— Завтра мне доложишься… Если что изменится, — это Савва Севастьяныч уже Семену говорил. Тот кивал, следил за тем, как машину с сигнализации снимают. — А за сегодняшнее, Семен, ну сам все знаешь… Завтра же отзвоню в Контору, выражу благодарность за смежную помощь.
Пользы от той благодарности — примерно как от картофельного пара при раке легких. Но иначе нечестно было бы.
Семен плечами пожал:
— Если что… Вы меня в курсе дела оставьте? Если совсем не… или оправдают, то я всегда.
— Естественно, — кивнул Старый. — Сам знаешь, в этой ситуации каждые руки…
Семен знал. Но проговорил другое:
— А интересный у этих мирских расклад сегодня получился. Вроде все выложили, а туз у них в рукаве.
Это он Схимника имел в виду или что иное? Не поняла я, а спросить не смогу.
— Да-а, мой дорогой, — задумался Савва Севастьянович. —
Голос у Старого сейчас окреп, словно в нем не громкость, но притяжение усилилось. Словно мы намагниченные были.
— Тройка, шестерка, туз, — четко произнес Старый. Будто детскую считалку вспоминал или прозвища новые прилеплял.
— Так семерка же, Савва Севастьянович, — вскинулся было Фоня, тот еще доморощенный пушкинист-любитель.
— Да нет, любезнейший, да нет. Шестерка. Сажайте дам в авто…
Фоня совсем уж по-строевому вытянулся, щелкнул каблуками, сбивая тротуарный снег в складки, распахнул дверь машины — будто птичье крыло расправил. Из салона мягко повело незримыми духами — чистыми, как девичий шепот. Аж до звонкости.
От меня до Семена — ровно шаг. И до машины столько же.
Зинка на заднее сиденье вминается медленно, а Жека у дверцы почти пританцовывает, словно барабанит своими каблуками по промерзлому асфальту.
А я стою… секунду, вторую. В глаза Сене смотреть не хочется — он как приговоренный сейчас. Даже просто взглянуть на него трудно. Можно подумать, что мне на лицо не снег налип, а все эти годы.
Часто моргаю.
— С наступающим? — Не хочу, чтобы он мне отвечал. Что бы ни сказал — все в прошедшем времени получится. И сама себя перебиваю: — Пусть у тебя в следующем году все хорошо будет.
Толку в этих моих словах — как в подарочной обертке, под которой подарка нет. Ну у нас с ним точно нет.
Снова смотрю под ноги — там все следы спутались, от Афониных камуфляжных ботинок, шипованных, как та резина, до точек и тире — это у Жеки так подошвы шпилечных сапожек пропечатываются.
А потом рисунок начинает меняться: это я к машине иду. И еле сдерживаюсь, чтобы уши ладонями не закупорить.
— И тебя с Новым годом!
Ну хорошо, отпустил, значит.
Я думала, в машине Сеней будет пахнуть, а тут только духи да освежитель воздуха. Да Жекин табак — не от сигарет, от ее шубейки.
— Все нормально? — тихо шипит Евдокия, выворачиваясь из-под натиска Зинкиного масштабного пальто.
Все правильно. Только нечестно как-то. Я же Семена не просто оставила, да еще в такой момент, я его… Он там один остался, а я со своими мечтами. Сама от себя не ожидала, да… Но это ведь не от меня зависит, это природа свое берет. Она пустоты не терпит. Если Евдокии такое рассказать, она в жизни не поверит. В первые пять минут. Потом расспрашивать начнет — с таким видом, будто она в моих мыслях обживается. Так что я промолчу пока: