Московский апокалипсис

Свечин Николай

– Да, это правдоподобно. Знаете, почему граф нашёл вас?

– Выследил Василия Зыкова.

– А как он это сделал?

– Не знаю, граф не сказал.

– У Васьки, как и у всех обитателей Андроновки, нелады с законом. И его опознал некий Лакруа, изменник, ранее служивший в московской полиции.

– Вот видите, – повеселел Ельчанинов, – Мария-Эмилия здесь ни при чём.

– А Тутолмин? Почтенный человек – зачем он полез в эту шпионскую историю?

– Я попросил. От имени военного командования. Иван Акинфиевич очень порядочный и ответственный. Ростопчин бросил его в Москве в трудную минуту. И с ним ещё 1125 малолетних детей. Представляете? Сам сбежал, а

его с детьми оставил… Тутолмин просто спас всех этих несчастных малюток. Ради этого он вынуждено вступил в сотрудничество с противником и добился, чтобы к Воспитательному дому приставили охрану. Когда начался пожар, старик тушил его наравне с французами и отстоял здание. Взамен хитрый Бонапарт заставил Ивана Акинфиевича писать государю, что корсиканец жаждет мира. Ну, не жалко… Тутолмин требуемое накатал и отослал со своим помощником в столицу. Ради спасения детей он и не такое бы сделал, сохрани Господь этого мудрого и честного человека… Вот и в истории с Марией Лемон французская разведка пожелала использовать старика в качестве получателя секретной корреспонденции. Тутолмин согласился на это по моей просьбе. Так что, пусть наша прекрасная баронесса едет в Петербург – от неё сейчас многое зависит. Тут плохо другое.

Ельчанинов нахмурился, вид у него сделался удручённым.

– Я очень некстати попался! Надо, чтобы поездка Цастров-Лемон прошла без сучка, без задоринки. Баронесса должна благополучно преодолеть посты и прибыть в Ярославль. Её письмо оттуда обязано не позже двух суток достичь Сокольницкого. И только тогда Бонапарт станет ждать продолжения, которого не будет. А если что-то сорвётся? Опасен малейший сбой. Великая армия может покинуть Москву раньше времени, когда мы ещё будем не готовы вести преследование. Французы отойдут на операционную линию по Двине, там перезимуют, усилятся – и война с её ужасами начнётся снова.

– Но ведь и вы, и я предупредили уже наше командование! Они должны справиться.

– Эх, Пётр Серафимович… Всякое бывает, если делаешь не сам. Барон Розен только недавно назначен начальником Высшей воинской полиции. Он ещё не до конца освоился в должности. Помните, что случилось с распоряжением о моём освобождении из Бутырки? Вы оказались правы: в суматохе его забыли послать смотрителю! А здесь такой простор для случайностей. Какой-нибудь недалёкий есаул в излишнем рвении посадит баронессу под замок. Или пошлёт под конвоем в Петербург, минуя Ярославль. Запросто! Нет. Я должен сам прийти на посты и проследить, чтобы всё совершилось благополучно. Довезти потом баронессу до Ярославля. Получить от неё письмо и обеспечить его доставку в руки поляков. А как я сделаю всё это, сидя здесь?

И штабс-капитан стукнул в злости кулаком по столу.

– Полестель обещал мне передать письмо Ольге Владимировне. А если я потребую встречи с ней?

– А что это даст? Граф не оставит вас одних. И потом, даже если вы сумеете незаметно передать ей записку – дальше-то что?

– Ольга отошлёт её в подвал и Сила Еремеевич займётся сопровождением фон Цастров.

– Но он всего лишь унтер-офицер! Казаками командует генерал-майор Иловайский, а всем летучим отрядом – генерал-адъютант Винценгероде. Они не станут разговаривать с нижним чином. Нужны или я или вы.

– Что же делать?

– Каким-то образом добиться вашего освобождения. Не знаю, каким, но другого выхода нет.

Арестанты просидели как пришибленные до вечера, вяло переговариваясь о мелочах. Идей никаких не появилось. Ельчанинов даже ночью почти не спал, всё переживал за исход своей операции. Приближался решающий момент. Он мог повлиять на ход всей войны. А резидент

со своим ближайшим помощником сидели под замком у французов.

Утром, ещё до получения кофе, Ахлестышева вызвали из камеры. Конвойный отвёл его в знакомый кабинет. Пётр вошёл – и увидел Ольгу рядом с Полестелем.

Они бросились в объятья друг другу и простояли так несколько минут, говоря бессвязные слова вперемешку с поцелуями. Ольга плакала. Наконец граф сказал из угла:

– Хватит, хватит! Пора переходить к делу.

Он рассадил влюблённых по разным углам, а сам остался стоять. Шехонская молча глядела на Петра и слёзы струились по её лицу.

– Почему ты плачешь? – нежно спросил он.

За княгиню ответил граф Полестель:

– Я вижу, ваша пассия не в силах произнести то, о чём мы с ней вчера условились. Придётся мне. Дело в том, что Ольга Владимировна выходит за меня замуж.

– Как замуж? – опешил каторжник. – Она же не свободна!

– Мы с князем Шехонским разобрали этот вопрос. Он даёт Ольге Владимировне развод.

– Но вам-то это зачем? – в ужасе спросил Ахлестышев. – Чушь! Ведь это же полная чушь!

– Почему же?

– Как почему? Развод может узаконить только Духовная консистория. До этого ли ей сейчас? Вы с ума, что ли, посходили? Идёт война, наши нации враждуют друг с другом. Какие сейчас к чертям могут быть разводы? Вы же противник России!

– В том-то и дело, что идёт война, – сдержанно ответил Полестель. – Надеюсь, вы не откажете мне в уме и способности к анализу. В силу своего служебного положения я очень осведомлённый человек. И я пришёл к выводу, что войну Наполеон проиграет. Он совершает одну ошибку, не станем говорить, какую… Я пытался его отговорить, но император меня не послушал. Он считает одного себя гением, а всех остальных – пигмеями. И скорым шагом ведёт себя и армию к погибели. Вот.

– Что “вот”? – скривился партизан. – И без вас ясно, что Бонапарту конец. Но при чём тут женитьба на Ольге Владимировне? Вы хотите перебежать, принять русское подданство, что ли?

– Как при чём тут женитьба? – удивился в свою очередь полковник. – А двадцать тысяч душ приданого?

Ахлестышев молча смотрел на графа и по-прежнему не понимал его.

– Ну же! – терпеливо, как маленькому, стал объяснять француз. – Война скоро закончится, а состояние останется. Тем более что основные поместья Барыковых находятся на Волге и в Башкирии. В местностях, не затронутых войной. Всё это перейдёт в управление новому супругу Ольги Владимировны. В моё управление.

Пётр перевёл взгляд на Ольгу.

– А ты? Ты дала согласие? Но почему?

Вместо ответа княгиня разрыдалась в голос, и Полестелю пришлось отпаивать её водой.

– Экий вы бестолковый, – сказал он раздражённо. – Любит она вас! И спасает этим шагом от петли. В ответ на её согласие я организую ваш побег отсюда.

– И вы… вы на это согласны? – удивился Ахлестышев. – Дать своё имя чужой для вас женщине, зная, что она любит другого? Из одного только расчёта, за-ради денег?

– Согласен, – ответил граф. – И не только согласен, но и сам всё придумал! Вчера вечером. И объяснил княгине, что это единственная возможность спасти вашу жизнь. Ведь согласитесь, Пётр Серафимович: то, что вы до сих пор не во рву, исключительно моя заслуга. Я обязан выполнить приказ Мортье и ежечасно рискую, оттягивая казнь. Теперь я готов рискнуть ещё больше и вообще выпустить вас из-под ареста. Вас! Подозрительного русского, невесть с какой целью прокравшегося в Кремль во французском мундире! Должен же я получить вознаграждение за такой риск? А то вам жизнь, а мне ничего взамен? Так не бывает!