Московский клуб
Шрифт:
Если путч провалится, то без поддержки Мэтьюсона Бейлис будет обречен. Он не сможет из всего этого выпутаться.
Он должен рассказать все Мэтьюсону.
Бейлис остановил машину и пошел прямо через дорогу к телефону-автомату. Страшно завизжали тормоза, послышалась ругань взбешенных шоферов. Нет, на это он пойти не мог. Он совершил страшную ошибку, впутываясь во все это. Он мог участвовать в закулисной борьбе за власть в Совете по национальной безопасности, мог, фигурально выражаясь, вонзить кинжал в спину соперника в стремлении заполучить престижную
Выловив монетку в кармане брюк, он опустил ее в прорезь и подождал, тупо глядя на поток проезжающих машин.
Сердце его колотилось, кислота подошла к самому горлу. Он проглотил очередную таблетку.
И набрал номер адмирала Мэтьюсона.
Мэтьюсон поможет ему выпутаться из этой истории. Он непременно поможет.
68
Москва
Молодой человек говорил, как бы переполняемый эмоциями, обращаясь непосредственно к видеокамере. Невидимый оператор КГБ показывал говорящего очень крупным планом.
На таком близком расстоянии было видно, что парень говорит под принуждением.
— Я снабжал группу террористов оборудованием, — рассказывал он, делая долгие паузы. Один глаз у него сильно дергался.
— Где вы доставали это оборудование? — донесся голос из-за камеры.
— Я получал его от ЦРУ и американского Совета по национальной безопасности, — ответил парень. Глаз задергался еще быстрее. — Они снабжали меня взрывателями, пластиком… всем необходимым.
— Итак, вы были пешкой в игре американских разведслужб?
— Да.
— Почему вы пошли на это гнусное преступление перед своим народом?
Лицо молодого человека исказила гримаса нерешительности, на глазах выступили слезы, тик продолжался с новой силой. Наконец он закричал:
— Это же ложь! Вы же заставили меня! Я делал это по вашему приказу! Я не хочу участвовать в этом ужасе, в этом подлом обмане! Вы не заставите меня врать! Вы не заставите меня врать!
Он разрыдался, спрятав лицо в ладонях, потом опять взглянул в камеру красными, распухшими глазами и тихо произнес:
— Я не преступник.
Из-за камеры донесся грубый голос, в котором звучал металл:
— Слушай, ты помнишь, как Иван Грозный поступил с архитекторами, которые построили собор Василия Блаженного?
Парень повернул голову и непонимающе посмотрел на невидимого инквизитора.
— Я не…
Его грубо прервали:
— Ты не помнишь истории собственной родины. Я расскажу тебе. Иван не хотел, чтобы они построили что-нибудь подобное еще где-то.
В глазах парня промелькнула страшная догадка.
— О Боже, нет… Пожалуйста, нет…
— Ага, ты вспомнил… Он выколол им глаза.
— Нет, пожалуйста, нет!..
Человек, смотрящий видеозапись, был потрясен.
Голос из-за камеры спросил:
— Ну что, повторишь свое признание более убедительно?
Невидимая рука подала несчастному салфетку. Он промокнул заплаканные глаза, проглотил ком, стоящий
— Да.
Он повторил все сказанное ранее гораздо увереннее.
— Спасибо, — поблагодарил его голос.
Парень опять расплакался. Вдруг раздался громкий щелчок, и на его лбу появилось маленькое красное пятнышко величиной с монетку. Потекла кровь. Его убили сзади, выстрелом в затылок. Тяжело завалившись набок, парень упал.
Экран потемнел.
— Отлично, — произнес Павличенко, обращаясь к одному из двенадцати человек, сидящих за столом в одном из подвалов Лубянки. — Смонтируйте это немедленно. Оставьте одно признание.
Первым заговорил начальник Пятого главного управления КГБ:
— Этот парень… Федоров. У вас подготовлено свидетельство его связи с террористами?
— Да, — ответил другой голос. Это был шеф московской милиции. — Он встречался с ними в заброшенном гараже на окраине города. Это мы предоставили ему гараж. Там он хранил пластик и все остальное.
— А кто из террористов остался в живых? — послышался следующий вопрос.
— Те, которые убили моего друга Сергея Борисова, — сказал Андрей Павличенко. — Я вынужден был пойти на это, чтобы отвлечь от себя подозрение. Это они же подложили бомбы в метро и в ложу Большого театра. Когда все это закончится, их будут судить за акт терроризма, которого они на самом деле не совершали. И они будут казнены. Они послужат нам козлами отпущения. А перечить они не смогут, потому что будут мертвы.
Павличенко не стал рассказывать, что один из этих террористов, бывший зек сталинских лагерей Яков Крамер, известен КГБ уже не первый десяток лет, с того времени, как его друзья взорвали в начале семидесятых бомбу на улице Горького. Именно Павличенко, который был тогда простым офицером КГБ, должен был отдать приказ об аресте этого человека. Но он решил не делать этого. Он знал, что придет день, когда Крамер сможет принести ему большую пользу.
Так оно и случилось. Одного из сыновей бывшего зека арестовали и посадили в тюрьму в одну камеру с Федоровым. С тем парнем, которого недавно убили. Он был специалистом по самодельным бомбам. Федоров научил молодого Крамера делать бомбы. Он заложил в его голову идею. А затем второго сына Якова Крамера поместили в психушку. Схема, разработанная Павличенко, была основана на человеческой психологии. Она сработала как по нотам. Крамеры превратились в террористов. Ну а перехватывать их послания к Горбачеву было проще простого.
Кроме того, террористы были связаны с дочерью американского аристократа Уинтропа Лемана.
Того самого влиятельного и богатого Уинтропа Лемана, который отчаялся дождаться времени, когда его дочь выпустят из Советского Союза. Это послужило причиной того, что старик вошел в сговор с правыми фанатиками, решившими сменить или уничтожить нынешнее советское правительство.
Вот так собирался представить это дело Павличенко.
— Товарищ Павличенко.
Все повернули головы к двери и посмотрели на солдата внутренней охраны КГБ.