Московский клуб
Шрифт:
— Они убили его, — плача, проговорила она. — Они убили его так же, как и Паулу.
Они постояли, обнявшись, несколько минут. Наконец он сказал:
— Я не хочу, чтобы ты вмешивалась во все это.
— А разве у меня есть выбор?
— Да. Да, у тебя есть выбор. Это все касается только меня. Я и должен бороться. Мне, конечно, помогли бы твои связи здесь, твой ум. Но я и сам не знаю, как бы я поступил на твоем месте.
— Да все ты отлично знаешь, — сердито ответила она, схватив его за плечи, будто собиралась потрясти его, и внимательно посмотрела ему в глаза. — Нет, Чарли. Черт побери,
Он поцеловал ее.
— Я люблю тебя, — прошептал он.
Она взглянула ему в глаза, затем оторвалась от него и промокнула слезы на лице тыльной стороной ладони.
— Ну, и что же мы предпримем?
Чарли опустил голову, затем исподлобья взглянул на нее.
— Послушай, Шарлотта…
— Чарли, — неожиданно деловито, будто предыдущей минуты и не было, сказала она, — что мы предпримем?
Секунду помолчав, Чарли ответил:
— Один из ключей — дочь Лемана. Возможно, мне удастся заставить ее рассказать мне больше, чем ей хочется. Вполне вероятно, я смогу узнать у нее о ком-нибудь, кто мог бы нам помочь.
Шарлотта кивнула.
— Но первым делом мы должны попытаться найти этого человека, руководителя сети старообрядцев, кто бы он ни был.
— А зачем?
— Затем, что мне… нам нужна помощь. Я больше ничего не смогу сделать один.
— Но ты не знаешь даже его имени. Ты практически ничего о нем не знаешь.
— Поэтому мне и нужна твоя помощь.
— Но ты же не можешь просто ездить по стране и расспрашивать, не знает ли кто-нибудь случайно о человеке, которого тайно отдали под трибунал во время второй мировой войны. А если знает, то не помнит ли он случайно имени другого человека, который отменил этот трибунал. Чарли, вряд ли об этом вообще многим известно. Да, Москва признала свою вину за Катыньский расстрел. Но я была бы очень удивлена, если бы вся эта история не оказалась серьезно засекречена. В этой стране трудно найти сведения, которые не являлись бы государственной тайной.
— Но должен же быть какой-то выход.
— А как ты думаешь, кем может быть этот человек? Может, он диссидент, кто-нибудь вроде Андрея Сахарова? А может, какой-нибудь партийный босс, которого лишили престижной должности, затаивший обиду?
— Все может быть. Но какие-нибудь документы должны были остаться. В «Парнасе» нам никогда не открывали источников информации и методов ее добывания. Я не знаю. Но ты же знаешь этот город лучше, чем кто-либо, и если ты не можешь… Что?
Она расширила глаза и вдруг широко улыбнулась.
— Документы! — выдохнула она. — Да! — Она быстро поцеловала его в щеку. — Я думаю, выход есть. Завтра же попытаюсь провернуть одно дельце.
— Шарлотта! Если бы тебе только удалось… Это было бы грандиозно. Но ведь у нас времени в обрез.
— Я сделаю все возможное.
— Если кто и сможет это сделать, так это ты.
— Ну ладно. Завтра днем прилетает президент. Я могу попросить моего продюсера поучаствовать в брифинге вместо меня. Это не ее работа, но она все сделает как надо.
Они повернули и пошли назад, к дому Шарлотты.
— Так, надо попытаться слепить все, что нам известно, —
Внимательно слушавшая его Шарлотта кивнула.
— Да. А волна терроризма должна привести к тем же разрушительным последствиям, к которым несколько десятилетий назад могло привести обнародование завещания Ленина.
Тут, перебив ее, опять заговорил Стоун:
— Мы знаем, что этот «К-3» был как-то связан через дочь Лемана с самим Леманом и Берией. Но я до сих пор не понимаю, что их связывало.
— И что же они собираются сделать? Что они готовят? Может, какой-нибудь несчастный случай?
— Возможно, это будет какое-то вооруженное нападение, какого-то рода военное вмешательство. Все показывает на то, что это случится 7 ноября, во время празднования и встречи на высшем уровне.
— Когда здесь будет президент США, да? — подхватила Шарлотта. — Так, чтобы, если что-то случится, это могло бы рассматриваться как покушение на президента? Неужели это действительно так?
— Да, в этом есть смысл.
— Если все это направлено против советского правительства, то за этим должен стоять очень и очень влиятельный человек, правда?
— Конечно. Какой-нибудь крупный военачальник, может, генерал.
— Как кто, например?
— Около тридцати человек могут оказаться «К-3», — тихо ответил Стоун. — Любой, кому под силу организовать и скоординировать захват власти. Любой из членов Политбюро и крупнейших военных чинов… Да…
— Что?
— В 1953 году Берия планировал отсутствовать в день путча. Видимо, он рассчитывал быть занятым расстановкой сил. Если бы он был на виду, он бы не смог все организовать. Он должен был самоустраниться.
— И?..
— Ну вот. А что, если «К-3», кто бы он ни был, действительно планирует путч на 7 ноября… Ему ведь тоже надо будет каким-то образом отсутствовать на церемонии празднования.
— Вполне возможно, Чарли. Но к тому времени, когда мы увидим, кто отсутствует, будет уже поздно.
Чарли улыбнулся.
— Может быть. Но послушай вот что. 7 ноября — самый крупный государственный праздник в Советском Союзе. Серьезнейшее дело. Его пропускают разве что при смерти. Я когда-то видел по телевизору, как Брежнев чуть не падал, поднимаясь на Мавзолей Ленина. Говорят, что в тот день он слишком долго пробыл на холоде, сильно простудился и в результате болезни умер. Отсутствие на церемонии означает, что вы уже не у власти. Поэтому никто не останется дома без крайней необходимости.
— Пока я не понимаю, к чему ты ведешь.
— Слушай дальше. Если в Политбюро замечают, что кто-то действительно влиятельный отсутствует на праздновании, они сразу становятся подозрительными по отношению к этому человеку. Вернее всего, они сразу отправят кого-то выяснить местонахождение этого человека. Правильно?
— Ты же у нас специалист. Я только исполнитель.
— Ну а что бы сделала ты, если бы хотела, чтобы твое отсутствие на таком важном мероприятии не вызвало подозрений? Чтобы оно выглядело правдоподобным?