Московское метро: от первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935)
Шрифт:
«Бригада плиточников Борисова. Вы взяли обязательство ежедневно давать по 2 квадратных метра на человека. Вы это обязательство не выполняете. Вы срываете нам срок сдачи станции. 3-угольник предлагает вам напрячь все силы и выполнить свою задачу».
«Товарищи, бригада Ларина, треугольник дистанции отмечает вашу ударную работу. Вы взяли встречный [план]. Сделали третий кессон, вы выполнили эту задачу. Мы отмечаем вашу ударную работу и призываем рабочих равняться по бригаде Ларина. Треугольник» {2130} .
Особой формой таких плакатов служили так называемые «сигналы». Они готовились редакторами шахтных многотиражек, брали на прицел тех рабочих, кто работал медленно или недостаточно качественно, и вывешивались у входа в шахту. Чтобы еще оперативнее выпускать
Часто для исправления недочетов хватало заявления, что материал отправляется в редакцию {2131} .
В самый пик работ, когда речь шла о том, чтобы в экстремально короткий срок закончить проходку тоннеля или отделку станции, комсомольцы и коммунисты выпускали листовки с краткими рифмованными лозунгами, как, например, следующие:
«Чтобы не было видно швов в облицовке, Мраморщик — больше вниманья к фасовке». «Мы платим за мрамор высокие цены — Каждую плитку — в колонны и стены». «Выметем начисто брак с облицовки, Мраморщик — больше рабочей сноровки». «Чтобы станция глядела зеркалом со всех сторон, Чище полируйте грани облицовочных колонн» {2132} .Во время проведения кампании по подписке на займы индустриализации на некоторых дистанциях с интервалом 5-6 минут выходила очередная «молния»: рабочие приходили в редакцию и заявляли, что подписываются на заем в размере месячной зарплаты, и называли имена других рабочих, которых вызывали на соревнование, призывая последовать своему примеру {2133} .
Кампании подписки на займы являются наглядным примером того, как давление оказывалось на каждого отдельного рабочего. Профсоюзные активисты уговаривали рабочих, которые совсем не брали облигаций займов или брали немного, подписаться еще и в конце концов добивались своего. Рабочих, которых вызывали на соревнование их товарищи, а они продолжали упорствовать и отказывались приобретать облигации займов, подкарауливала опасность быть разоблаченными на следующем производственном собрании как «вражеский элемент» {2134} . Поскольку у многих метростроевцев было сомнительное социальное происхождение, они предпочитали лучше избежать этого риска. «Если вы позволите провести тайное голосование, за вас никто не проголосует», — цитировал профсоюзный доклад в этой связи выражение одного рабочего {2135} . Другие агитаторы по подписке на займы прибегали к психологическим трюкам, в частных беседах создавая впечатление, будто бы они особо доверяют собеседнику и просят им помочь. Такими методами удавалось добиться желаемого результата, в том числе и в бригадах сезонников, которые явно сторонились займовых операций {2136} .
Не только в период займовых кампаний, но и в других ситуациях рабочие держали себя весьма сдержанно из страха преследований и демонстрировали желательную для властей модель поведения. В источниках по истории строительства метро этот страх лишь редко находит отражение. Одним из немногих примеров является интервью главного инженера шахты № 21-21 бис, в котором старый метростроевец признался, что при прорыве плывуна он полез в шахту с угрозой для жизни только потому, что знал — в противном случае его на следующий же день заберут в ОГПУ {2137} .
Грубые нарушения производственной дисциплины жестко пресекались. Наказанием могло стать лишение свободы на срок от 6 месяцев до 3 лет {2138} . [252] Трудно сказать, насколько широко на строительстве метро применялось уголовное преследование как средство повышения трудовой дисциплины. Отдельные случаи — не принимая во внимание воровства, растраты и других преступных действий -упоминаются летом 1934 г. в связи с усилиями покончить с вопиюще низким качеством бетонных работ. «Серьезное предупреждение всем бракоделам и их покровителям! Каждый бригадир, десятник, инженер и рабочий должен отдавать себе отчет, что за плохую бетонную работу может попасть на скамью подсудимых», — говорилось в одной шахтной многотиражке в июне 1934 г. {2139} Рабочих и инженеров, виновных в плохом бетонировании тоннельных сводов, народный суд мог приговорить к тюремному заключению на срок от 5 до 12 месяцев {2140} .
252
На транспорте мерой наказания могла стать и смертная казнь.
Чаще, по сравнению с вмешательством прокуратуры и уголовным преследованием, проходили заседания товарищеского суда и других дисциплинарных органов на самом предприятии. Таблица наказаний по образцовому уставу предприятия, выпущенному правительством 17 декабря 1930 г., предусматривала следующие дисциплинарные взыскания: 1) выговор; 2) выговор с оглашением на предприятии, сообщением в профком и занесением в личное дело; 3) привлечение к ответственности перед товарищеским судом по согласованию с профсоюзной организацией; 4) бессрочное увольнение без выплаты подъемных и запрет занимать должности в промышленности и на транспорте на срок до 6 месяцев {2141} . Эффективная реализация этих взысканий зависела, впрочем, от готовности руководства предприятия строго следовать штрафным нормам, что не всегда имело место в условиях хронического дефицита рабочей силы.
Введенные в 1930-1931 гг. товарищеские суды имели право накладывать следующие наказания: 1) предупреждение; 2) общественное порицание с извещением или без в стенгазете; 3) обязательство возместить причиненный ущерб, если его размер не превышает 50 рублей; 4) представление в дирекцию предприятия об увольнении осужденного; 5) представление в соответствующую профсоюзную организацию об исключении осужденного из профсоюза {2142} .
Инструкция ВЦСПС в апреле 1931 г. призывала товарищеские суды переводить «злостных прогульщиков и летунов» на более низкую категорию снабжения максимум на срок 3 месяца. Побывавшие под товарищеским судом обязывались сдать свои ордера на посещение рабочего кооператива и получить новые, низшей категории. При неисполнении приговора товарищеского суда их исключали из закрытого распределителя и увольняли с предприятия {2143} .
В целом товарищеские суды не оправдали возлагавшихся на них надежд, и в течение 1930-х гг. были оттеснены на задний план народными судами. Они не пользовались уважением рабочих и потому не смогли выполнить поставленной задачи, а именно содействовать их воспитанию. Этим судебным учреждениям не хватало компетенции для того, чтобы дисциплинировать рабочих принудительно {2144} .
На Метрострое товарищеские суды заседали часто, на одной шахте № 22 в 1933 г. прошло 116 таких заседаний. По большей части здесь разбирались дела об алкоголизме и связанных с ним эксцессах и драках в барачных поселках. В 1934 г. под товарищеским судом оказалось много рабочих-бракоделов {2145} . Такие суды зачастую выносили постановления об исключении провинившегося из профсоюза, увольнении его с работы и выселении из барака {2146} .