Москва еврейская
Шрифт:
«Записка евреев-торговцев, временно пребывающих в Москве:
На основании Государственных узаконений, никакое место или правительство в Государстве не может само собою установить нового закона и никакой закон не может иметь своего совершения без утверждения Самодержавной власти (51 ст. Св. Основ. Госуд. зак.).
Несмотря на это основное положение и на то, что евреи, пользуясь общим покровительством законов, подлежат и общим законам во всех тех случаях, в коих не поставлено особых о них правил (ст. 1262 и 1265 IX т. Св. Зак. о сост.), местное в Москве начальство, неизвестно на каком основании, постановило для них какое-то особое положение. Обязывает всех их жить непременно в одном доме Глебовского подворья, брать там все потребные при отправке товаров для укупорки и покрышки их принадлежности, заставляет укладывать товары на подворье и непременно рабочими-откупщиками, назначив для всего этого возвышенные и несообразные с существующими в Москве цены, полагая
Столь разорительные для евреев меры побудили их обратиться с прошением к Его Высокопревосходительству г. Министру Внутренних Дел и, изложив ему всю тягость своего положения, просить отменить унизительное для евреев принужденное квартирование в Глебовском подворье и уничтожить незаконные и произвольные налоги, сопряженные с этим квартированием.
Г. М-ру Вн. Дел угодно было поручить В-му В-благородию удостовериться в справедливости этого прошения, почему, уповая на непоколебимое правосудие Ваше, все пребывающие ныне в Москве евреи-торговцы твердо уверены, что при строгом изыскании Вашем правильность домогательства их бессомненно подтвердится, ибо:
а) что действительно короба, циновки, рогожи и веревки могут быть покупаемы лучшего качества и несравненно дешевле назначенных в Глебовском подворье цен, в том может быть предоставлено удостоверение торгующих лиц, обязывающих поставлять им таковые по мере требования;
б) что принуждение местного правительства к укладке товаров не иначе, как на подворье, сопряжено не только с излишними издержками и неудобствами, но и с явною для каждого по торговле невыгодою, тому служит бесспорным доказательством то, во-1-х, что для найма извозчиков для поставления закупленных товаров с фабрик и лавок требуются особые издержки, тогда как все таковые могли бы быть отправлены прямо из места покупки; во-2-х, укупорка товаров иному бы не стоила ничего, ибо, по принятому в торговле обычаю, все купленные товары укладываются обыкновенно самим продавцом, без всякой особой платы, другие же, укладывая товар собственными своими средствами, могли бы сделать это гораздо дешевле того, что платится по ценам подворья, и, в-3-х, укладывая товары там, где всякий находит это для себя удобным, он не подвергался бы взору конкурента, всегда узнающаго, какие, сколько, куда и кто отправляет товары и где таковые куплены, тогда как всякое соперничество, как известно, уже вредно торговле, образ которой и по закону составляет тайну каждого, и
в) положение о непременном квартировании евреев в Глебовском подворье кроме стеснения их принуждением помещаться совсем не там, где иногда требуют торговые дела их, и занимать квартиру, вовсе не соответствующую с обстоятельствами и средствами каждого из них, имеет ту еще невыгоду, что евреи при недостатке помещения, как это и в настоящее время случилось, приведены будут к необходимости жить по нескольку человек в одном небольшом номере, тогда как многие из них желали бы иметь отдельную для себя квартиру, как для того, чтобы не подвергаться вредным последствиям тесноты, так и для того, что самые обороты их по торговле, обнаруживаясь преждевременно, служат ко вреду их промыслам, а вместе с тем не может согласоваться с самими видами правительства, которое, желая слияния евреев с коронными жителями, старается искоренять доныне господствующее к ним презрение. Помещение же их в отдельном подворье с воспрещением принятия их для квартирования в других домах, под опасением строгой ответственности, унижает их в глазах каждого, невольно заставляя смотреть на них как на лица, отчужденные от общества, чем еще более усиливается лишь прежняя к ним ненависть. Если же предположить, что при сосредоточении всех их в одном месте может быть обращен на них бдительный надзор, то и в этом случае правительство не достигнет своей цели, ибо каждый из евреев, в числе коих многие честным и безукоризненным образом действий своих в торговле и моральном отношении снискали к себе общее доверие, в случае предосудительного поступка кого-либо из них, чтобы устранить всякое могущее пасть на него подозрение в соучастии и отвлечь вообще невыгодное на евреев нарекание, невольно должен будет скрывать проступки своих собратий, к чему представляется ему вся возможность, ибо все они, быв вместе соединенными, имеют все средства затмевать следы всякого недозволенного поступка, тогда как, живши отдельно, без средств к сокрытию законопротивного умысла, и подчиняясь, как и все жители столицы, общему надзору полиции, они не избегнут ее назидания и всякий проступок тогда же мог бы быть обнаружен.
Все это представляя прозорливому вниманию Вашего В-благородия, Евреи, ведущие в здешней столице торговлю, вынуждаются всепокорнейше просить представить все это на благоуважение г. М-ра Вн. Дел и ходатайствовать у Его Высокопревосходительства о законном удовлетворении справедливой их просьбы, основанной, как выше показано, на самых уважительных доводах, а между тем, дабы местное начальство, негодующее на них за принесенную г. Министру жалобу, не могло обращать на них вящую еще строгость, то впредь до разрешения вышеозначенного
Подписали: Могилевский 2-й гильдии купец Мендель Цетлен, Австрийский негоциант Герш Горовиц, Минский 1-й гильдии купеческий сын Мовша Гинзбург, Могилевский 2-й гильдии купеч. сын Залман Ратнер, Могилевский 2-й гильдии купеч. сын Янкель Гринер, Бердянский 1-й гильдии купец Сендер Пригожин, Витебский 2-й гильдии купеч. сын Берко… Витебский 1-й гильдии купец Бер Рубинштейн, Витебский 2-й гильдии купеч. сын Копель Елинзон, Бердянский 1-й гильдии купец Берко Клипинцер, Динабургский 2-й гильдии купеч. сын Зашнап Гордон, Австрийский негоциант Иоахим Горовиц…»
Ревизор Компанейщиков пошел навстречу евреям, внимательно исследовал все вопросы, касающиеся подворья. Но ему пришлось в данном случае работать на два фронта. Чтобы не разгневать и не обидеть генерал-губернатора кн. Щербатова, он сделал ему доклад, в котором констатировал факты и высказывал свой взгляд, что, по его мнению, сохранение этого учреждения не только бесполезно, но и вредно. С другой стороны, министру внутренних дел он писал, что жалобы евреев и Зельцера вполне справедливы. Но, прибавил он, не дороговизна, не поборы заставляют евреев взывать о помощи. «Они так привыкли к налогам и стеснениям всякого рода, что остаются к ним почти равнодушными, считают их необходимой данью». Главное в том, что «угнетения, ими претерпеваемые, превышают всякое вероятие. Согнанные туда, как на скотный двор, они подчиняются не только смотрителю, которого называют не иначе, как своим барином, но даже и дворнику, коридорщику и т. д.».
Надо сказать, что поведение Компанейщикова в этом деле представляется в высшей степени любопытным. В самом деле, как в это черное время мог «сметь свое суждение иметь» мелкий чиновник, какой-то надворный советник, в борьбе с таким влиятельным и сильным человеком, как московский генерал-губернатор кн. Щербатов? Приходится предполагать, что это был человек, который интересы законности и справедливости по отношению к евреям ставил выше своих личных интересов, своей служебной карьеры. Таких чиновников, как известно, в николаевское время было немного. Предположить, что евреи вместе со своей запиской вручили ему и приличный подарок, — для этого у нас нет никаких оснований. Приходится заключить, что это дело было такое вопиющее, такое одиозное и в Петербурге так были настроены против этого учреждения, что ревизору не опасно было в этом случае находить объективное фактическое подтверждение петербургским настроениям.
Как бы то ни было, результат ревизии и доклада Компанейщикова был убийственный для Москвы. Но кн. Щербатов не хотел легко уступить своих позиций. Он написал контрдоклад, в котором раскритиковал записку Компанейщикова и всеми силами старался доказать необходимость сохранить и впредь старый порядок.
Дело о подворье заглохло. Между тем в 1848 г. место генерал-губернатора занял граф Арсений Андреевич Закревский [30] , пользовавшийся огромным влиянием и неограниченным доверием Николая I. Министр внутренних дел только в 1850 г. запросил Закревского. Реакционер, крепостник и антисемит стал, конечно, на сторону сохранения Московского гетто по разным соображениям и между прочим, «дабы не лишить здешней Глазной больницы средств содержать себя доходами Глебовского подворья». Пусть будет существовать гетто — несправедливое, незаконное, нечеловеческое учреждение, лишь бы нажить капитал для содержания Глазной больницы. Но тут заступился Комитет по устройству евреев и поручил министру снестись с московским генерал-губернатором, «не признается ли возможным для содержания Глазной больницы изыскать другие средства, дабы в свое время можно было упразднить еврейское подворье». Переписка между Петербургом и Москвой продолжалась еще долго. Закревский благодаря своей силе не обращал внимания на представления Петербурга, и гетто продолжало существовать.
30
Арсений Андреевич Закревский (1783–1865) — граф, государственный деятель, генерал от инфантерии. Московский генерал-губернатор в 1848–1859 гг. — Ред.
Но вот скончался Николай. На престол вступил Александр II. Подул либеральный ветер. Закревский терял свою силу. 31-го марта 1856 г. Комитет окончательно постановил упразднить Глебовское подворье. 5-го июня 1856 г. мнение Комитета было утверждено Государем, а 30-го июня Закревский сообщил министру внутренних дел, что он уже отдал распоряжение об осуществлении высочайшей воли. Гетто было упразднено, просуществовав тридцать лет. Отныне евреи могут селиться по всей Москве по своему желанию.
Но Зарядье и Глебовское подворье превратятся из принудительного гетто в добровольный еврейский квартал, к которому еще долго будут тяготеть все евреи, переселяющиеся в столицу. Здесь закипит новая, бурная жизнь. Из этого маленького ядра вырастет огромная, богатая духовными и культурными силами еврейская община.