Москва – город проклятых
Шрифт:
— Насколько мне известно, такие патроны запрещены всеми возможными конвенциями…
Всё происходящее на вверенном ему КПП всё меньше поддавалось пониманию офицера. Ведь зачем-то прислали ему в роту с последним транспортом аж 16 цинков «живодёрских» патронов. Ящики с особой маркировкой привезли одним транспортом вместе с кабинками биотуалетов и солдатскими одеялами, но каких-то дополнительных разъяснений капитан Сенин по их поводу так и не получил. Неужели командование ждёт от него, что он прикажет стрелять разрывными пулями в гражданских?!
Вялая реакция командира, которую можно было истолковать
— Неужели в этом есть такая необходимость? — уже совсем не по-командирски, расстроенно, бросил на ходу Вас Вас. Словно в ответ ему послышался жуткий вой, словно стая голодных зверей подошла к блок-посту.
Глава 38
Бульбанюк шёл чуть впереди и рассказывал бывшему командиру, что стрельба по живым мишеням вносит элемент новизны в однообразную службу его парней. Ведь быт маленького гарнизона налажен крайне просто, даже примитивно. На развлечения их жизнь крайне скудна. Изо дня в день сутки их расписаны по часам — есть, спать, стоять на посту. Есть, спать, снова стоять на посту…и так до бесконечности. Никакого алкоголя, карточной игры и женщин, за этим он следит строго, иначе дисциплина неизбежно рухнет. Поэтому отправиться в поисковую партию за жратвой или на разведку окрестностей считается завидным приключением. А в остальное время развлечения приходиться изобретать буквально на пустом месте.
Наблюдая опытным глазом за выражением лиц здешних бойцов, состоянием их экипировки, чистотой территории, Легат составил себе примерное впечатление о людях Бульбанюка. Что ж, можно было с удовлетворением констатировать, что он воспитал неплохого командира, который железной рукой навёл порядок в своём хозяйстве. Настораживало лишь, что после всех рассказов Бальбуняка о жестоких боях с заражёнными Стас пока не заметил ни одного раненого, хотя его буквально с первых шагов по территории преследовал резкий запах кровавых бинтов, карболки или йода… Тоже самое с заключёнными, то есть озадачивало их полное отсутствие, будто Стас и не в тюрьме! Во всяком случае до сих пор ему не встретилось ни одного зэка, хотя территория следственного изолятора показалась ему огромной.
Они шли вдоль ограды из сетки рабицы, опоясывающей тюремный корпус. Считалось, что только решёток на окнах и внешней ограды недостаточно для предотвращения побега. Между стальной сеткой и стеной оставалась полоса асфальта шириною метра четыре. В одном месте по ту сторону металлического забора, увитого по верху мотками колючей проволоки, что-то было накрыто несколькими крупными кусками брезента. От нестерпимого зловония Стас даже поморщился. Сквозь металлическую сетку он разглядел очертания тел под брезентом. Там, на «нейтральной полосе» появились двое заключённых, которые откинули край полога, погрузили на носилки очередной труп и повезли его куда-то.
Стас удивлённо взглянул на Бульбанюка.
— После первого штурма я ликвидировал пятую колонну у себя в тылу, — пояснил тот почти с гордостью. — Проблема лишь в жаре и недостатке свободных рук, поэтому приходиться терпеть эту вонь. Но к вечеру их всех сожгут.
Они поднялись на сторожевую вышку. На ней сидел снайпер. Словно школьник за партой, он устроился на стуле перед винтовкой, установленной с помощью расставленных сошек на уровне его груди. Стрелок терпеливо поджидал новую мишень, прильнув к оптическому прицелу. На прилегающей к тюремной проходной улице уже лежали семь тел. Между ними сновали десять зеков: пока одни подбирали и уносили трупы, другие из пожарных гидрантов смывали кровь с асфальта. Бульба недовольно наблюдал за их медленной работой.
— Надо подстрелить одного, только тогда остальные зашевелятся — бывший сержант выразительно взглянул на снайпера.
Стас был поражён. На войне они тоже не были ангелами, однако откровенными преступлениями себя не марали. Он никогда не готовил из своих людей карателей! Даже когда у них были полностью развязаны руки. Так почему его бывший подчинённый действует с такой лютой уверенностью в своей правоте?
— Мы санитары леса… — разглагольствовал Бульба. — Заразу не остановить. Но можно резко уменьшить количество будущих тварей, пока они бродят вокруг при свете дня. Им всё равно, они не чувствуют ни боли, ни страданий по погибшим близким. Они как бараны, а один баран никогда не замечает исчезновения другого.
— Вы в этом уверены, майор? — заглянул в самые зрачки бывшему подчинённому Легат.
— Абсолютно, — пожал плечами Бульбанюк, однако глаза увёл в сторону. Полез к нагрудный карман разгрузочного жилета. — Эх, гвардии майор, гвардии майор…Я ведь говорил, тут идёт особая война, никакие привычные нам правила на неё не распространяются… Хотя помните, как подполковник Басов рассказывал, что в Афгане они не церемонились с населением при зачистки кишлаков, так как любой местный житель — потенциальный моджахед.
— Но тут не Афган, майор, а Москва — сухо напомнил Легат.
— Всё равно! Желаете иметь представление об их убойной силе? — Бульбанюк продемонстрировал бывшему командиру ожерелье из жетонов-смертников, снятых им с погибших. — Пока мы тут занимаем круговую оборону, я потерял уже треть своих людей, и не хочу, чтобы нас тут окончательно прихлопнули. Поэтому я собираюсь зачистить весь микрорайон, и для этого плачу призовые своим парням за каждого подстреленного прохожего… Главное их приманить. Недавно заболевший человек обычно ведёт себя осмотрительно и просто так не подойдёт под выстрел. Поэтому его нужно заинтересовать…
Откуда-то вдруг возник голос, усиленный акустической аппаратурой, он заполнил собой пространство вокруг. Стас перевёл взгляд на серый спецназовский автобус, припаркованный у основания вышки, на крыше его был смонтирован репродуктор.
«Граждане города, к вам обращается Служба гражданской обороны — вещал невидимый отсюда диктор. — Мы развернули для вас центр экстренной помощи. Подходите к воротам бывшего следственного изолятора, здесь вы получите чистую воду, горячую пищу. Тем, кому это необходимо, будет оказана медицинская помощь. Все желающим мы предоставим убежище».